Семь миров: Оракул
Шрифт:
Старик, казалось, его не услышал. Он поднял Лику на руки, с силой прижал к себе и закрыл глаза, затем протянул девочку Марсию и произнес:
— Марсий, береги ее, она последняя из оилов! Обещай, что вырастишь.
— Иза, уходите! — умолял его Марсий.
— Обещай! — с надрывом заорал старик.
Марсий сочувствующе смотрел на Изу. Он не находил в нем ни тени сомнения, ни страха перед смертью, ни отчаяния. Иза принял твердое решение умереть ради других, и спорить с ним в этом было бесполезно. Единственное, что он мог сделать в эту минуту для него — выполнить последнюю волю.
— Обещаю! — принимая на руки плачущего ребенка,
Осознавая, что роковой может стать любая потраченная напрасно секунда, он рванул к двери. Лика надрывалась от крика, протягивая руки к оставшемуся позади старику. Она чувствовала, что видит его в последний раз, и понимала, на что он обречен.
— Марсий! — окликнул Иза его в последний момент.
Юноша уже стоял по ту сторону длинного коридора, готовясь запрыгнуть в тоннель.
Иза стал говорить очень быстро:
— Я отослал твое кольцо на Иону своему сыну Адриану. Ты должен сделать его членом союза Оракула. Он может открыть порталы!
Марсий с трудом его расслышал и остановился.
— Убегай немедленно! — напомнил об опасности старик.
Марсий ринулся со всех ног, совершенно не поняв смысл сказанного стариком.
Иза побрел назад. Он уже никуда не спешил.
Оставшись в пустынном коридоре в абсолютном одиночестве, старик неспешно подошел к мониторам. Усевшись на стул, он стал с печалью смотреть на тело обездвиженного капитана.
Командир лежал в углу, разглядывая застывшим взглядом потолок. Иза хорошо знал его. В прошлом он был его другом, затем врагом, а теперь все это было не важно, потому что умереть им выпадало в один день, и их былая дружба, равно как и лютая вражда, бесследно погибала сегодня вместе с ними. Встав на колени, Иза провел по лицу капитана рукой, прикрывая его веки. Раздался зловещий механический голос:
— Введите пароль!
Поднявшись с колен, Иза подошел к монитору и, дождавшись последнего момента, стал вводить пароль во второй раз.
Иза знал, что после взрыва станции детально будет расследован каждый шаг, в том числе расшифруются и неверно вводимые пароли, данные о которых поступят в центр.
Он ввел в систему бесценные координаты Голубой планеты и написал под ними свое проклятое миром имя.
— Неверный пароль! — закричала система.
Иза ухмыльнулся.
— Внимание, последняя попытка. Введите пароль!
Счетчик стал отсчитывать время. Ровно столько оставалось жить старику. Цифры побежали вперед, провожая Изу на встречу со смертью.
— Всего пять минут, — произнес Иза вслух. — Пять минут впереди, и целая жизнь за плечами. Только Бог знает, насколько я стар, — разглядывая свое сморщенное лицо в отражение на блестящем экране, — прошептал Иза. — Да, я старик сейчас, но так было не всегда.
Прожитая жизнь полетела у него перед глазами:
— Мне посчастливилось прожить в этом мире немало. Но вот миру со мной не повезло, это факт! Почему? Ну, здесь все просто, ответ на поверхности. «Он хитрит, обманывает, подличает, живет ради наживы» — именно так вам ответит любой, кому не повезло со мной столкнуться. Но это не главное, постойте, лучшее впереди….
Когда совершаешь что-то ужасное и отдаешь себе в этом отчет, поверьте, это страшно. Опускаются руки, и ты перестаешь питать иллюзии на свой счет. А вот раньше — раньше да! Иллюзий у меня было много. Не скрою, я умен от рождения, все науки давались мне легко. В нашем городе это ценят более всего. Умников отслеживают и тащат вверх. Что, в общем-то, и произошло со мной. Мальчика из простой семьи заметили. Я был счастлив. Сначала служил в войсках центрального квадрата, после меня приблизили в расчетный центр, а затем апогеем восторга стало приглашение в секретный отсек — святая святых нашего города. Лучшие умы, великие люди, и, заметьте, я был там далеко не последним.
На моем счету создание такого аппарата, как Аутерон — прослушка по низкочастотным волнам, а также импульсный инкостат, аппарат, возможности которого до сих пор не изучены, именно им я и поймал тот сигнал с Голубой планеты. Все складывалось отлично, уважение, почет. Все, что я делал, я делал ради своего народа, сына, ну и конечно, мне хорошо платили. Так было до тех пор, пока в один прекрасный момент я не получил задание, сломавшее всю мою жизнь.
Мы не ладили с гинейцами, да и оилов тоже не любили. Два мощных мира, сильных и опасных. И в общем-то, враждуя друг с другом, они и не сильно нам докучали, но страх был жуткий, вы понимаете.
В тот день я получил самоуничтожающийся конверт. Согласно инструкции, я должен был незаметно вторгнуться в систему Гинеи с сигналом о нападении со стороны Оилы. Затем лжеинформировать оилов. Создав полную иллюзию боевых действий, я вынудил их на принятие ответных мер. Действовать надо было быстро, потому дело мне и доверили. Знал ли чем все закончиться? Да! Конечно, знал. Остановило ли меня это? Нет! Конечно, нет. Я выполнил все чисто. Они уничтожили друг друга в один миг.
Что я вижу, когда смотрю в зеркало? Я туда не смотрюсь, потому что не хочу сталкиваться взглядом с человеком, уничтожившим две планеты, два народа, две цивилизации, две культуры. А что видите вы? Маленький сморщенный старичок в лохмотьях, мелкий мошенник и прохвост. Хотите знать, чем закончилась моя история? А ничем хорошим такие истории не заканчиваются. Я стал опасен — много знал! Меня решили убрать. И кто? Свои же! Но не нужно меня недооценивать, я все-таки шпион и узнал о заговоре заранее. Улизнул со станции с приличной долей ценного оборудования. Награда за мою голову немыслимая, тем не менее вот уже двадцать лет я скитаюсь по Семи мирам живым.
Нет, смерти я не заслуживал, это было бы слишком хорошо. Жить и осознавать себя чудовищем — вот это кара по мне. Кто эта девочка со мной, спросите вы? Ответ очень прост: это очень дорогой мне и любимый человек. Почему я люблю ее? Потому что она есть живое напоминание о моем единственном хорошем поступке. В космосе я встретил хаотично блуждающий корабль неприкаянных оилов. Её родители были уже мертвы, когда я вошел в отсек. Отдавая последние запасы воды ребенку, они все-таки ее спасли.
Только в тот миг, когда я увидел плачущую над телами родителей девочку, я осознал, что наделал. Лику я забрал. С тех пор она со мной. Ненависть, с которой смотрели на нее гинейские контрабандисты, минуя взглядом меня, человека, на самом деле виновного во всех их страданиях, не знала границ. Видеть то, в кого ты превратил людей, на что обрек бежавших из взорванных городов, было нестерпимо больно, но всему приходит конец. Сегодня он настал для меня. Я умру, стоя на том же самом месте, что и в тот день, когда обрек на гибель миллионы людей. Боюсь ли я? Да, боюсь. Боюсь встречи с господом, который спросит меня: «Как ты мог? Почему не остановился?» И мне стыдно. Стыдно потому, что я не знаю ответа. Я не мог, не имел права, и никто не имеет!