Семь молоденьких девиц, или Дом вверх дном
Шрифт:
И только я так подумала, как вдруг увидела среди деревьев Сесилию, собиравшую в свой передник валежник для очага. На руке у нее висела корзинка, наполненная чудными полевыми лютиками.
— Ах, это ты, Сесилия! — вскричала я и побежала к ней. Кажется, никогда в жизни я так не радовалась встрече, как теперь, когда увидела свою прежнюю любимую подружку. — Как я рада тебя видеть! — продолжала я и, обвив руками шею Сесилии, разразилась горючими слезами.
— Полноте, мисс Мэгги! — утешала меня Сесилия. — Да что это такое с вами, говорите же скорее, милая
От волнения Сесилия выронила из передника собранный ею хворост, корзинка свалилась с ее руки и опрокинулась, цветы рассыпались по траве.
— Ах, да что же это с вами, мисс Мэгги? — повторила она. — Не плачьте, пожалуйста! Да что же это такое?..
— Я несчастна, совсем, совсем несчастна! Сердце мое разрывается! — с трудом выговорила я и, сев на землю, продолжала плакать — до тех пор, пока слезы не иссякли.
Сесилия присела рядом со мной.
— Перестаньте же, мисс Мэгги, — она обнимала меня и успокаивала своим ласковым, нежным голоском.
Наконец я приподняла свое заплаканное лицо с опухшими от слез глазами.
— Дай мне твою руку, Сесилия, — попросила я, и милая девочка крепко обняла меня и прижала мою голову к своему плечу. Это подействовало на меня успокаивающе. В эту минуту мне и в голову не приходила мысль, что я — дочь пастора Гильярда, а она — дочь лесничего. Я могла кичиться своим положением в прежние, счастливые дни, но теперь, когда со всех сторон, как я себе представляла, ко мне относились недружелюбно, я была невыразимо тронута участием бедной маленькой Сесилии.
— Ну вот, так-то лучше, — сказала Сесилия, заметив, что я перестала плакать. — Вы меня ужасно напугали. Что же такое с вами случилось?
— Ты меня любишь, не правда ли, Сесилия?
— Конечно, очень люблю, милая мисс Мэгги. О, мисс Мэгги, вы меня тогда точно ножом в сердце кольнули, помните, с месяц тому назад, когда сказали, что у вас будут новые подруги и что вы больше знаться со мной не хотите.
— Да, это было очень глупо с моей стороны, — призналась я. — Я люблю тебя больше всех других моих подруг, Сесилия!
— Ах, неужели вы говорите правду? Вы не поверите, как вы меня утешаете этими словами!
— Да почему же? — спросила я, глядя на нее с удивлением. — Ведь мы так редко видимся с тобой.
— С меня достаточно хотя бы издали смотреть на вас и знать, что вы относитесь ко мне по-прежнему, — с улыбкой ответила Сесилия.
Ее слова польстили моему самолюбию, и я, утерев следы слез, проговорила:
— Может быть, это неразумно с моей стороны, но все равно меня радуют твои слова. Мне очень приятно слышать, что ты так любишь меня, Сесилия.
— Да я не только люблю, я просто обожаю вас, — повторила Сесилия. — После нашего последнего свидания я все ночи не могла заснуть из-за слез. И мама мне сказала, что если я буду так сокрушаться, то она пойдет к вам и расскажет обо всем вашей мамаше. Но мы с мамой все же думали, что вы не хотели меня обидеть понапрасну, и что вы все же хоть немножко да любите меня, милая мисс Мэгги.
— Да, я к тебе очень привязана, Сесилия, — сказала я, — и очень рада, что и ты меня любишь. Мы должны непременно видеться с тобой, хотя бы время от времени. Тогда я думала, что буду занята этими приезжими девицами и мне некогда будет встречаться с тобой, но, оказывается, я ошибалась. Теперь я убедилась, что эти девицы вовсе не годятся мне в подруги.
— Они, должно быть, все препротивные, — вставила Сесилия.
— Ну, нет. Я прежде всего должна быть справедлива. Одна из них, которую зовут Люси Драммонд, хорошая девушка, и есть еще другая, Веда Конвей, — прехорошенькая и очень умная.
— Ах, да, я видела ее, видела! — воскликнула Сесилия. — Такая недоступная и холодная девица, не правда ли?
— О нет, нисколько! Ты ведь, вообще-то, немного видела молодых барышень и не имеешь понятия о том, какие из них хорошие, а какие — нет.
— Вот вас я знаю, мисс Мэгги, и знаю, что вы самая красивая и изящная барышня, какую только можно себе представить.
— Перестань, пожалуйста, Сесилия, — самодовольно улыбаясь, прервала я подругу. — Однако ты отлично умеешь подольститься!
— Я нисколько не льщу, а говорю сущую правду.
— Во всяком случае, мне очень приятно, что я могу высказать тебе откровенно, что у меня на душе. Из этих девиц мне особенно ненавистны две американки…
— Я сразу угадала, что они не англичанки! — вскричала Сесилия. — Я видела их в церкви и сказала потом своей маме: «В жизни не видела таких пугал, как эти две приезжие барышни в их коротеньких платьях! Никогда на свете не поверю, чтобы моя милая мисс Мэгги могла с ними подружиться!» Так я прямо и сказала, можете спросить у мамы, если не верите.
— Да, они ужасные, — согласилась я. — Невоспитанные и очень неприятные девицы…
— Я видела час тому назад, как ваша мамаша проезжала мимо нашего дома, и эти американки сидели с ней в вашем кабриолете. Ваша мамаша была так весела и ласкова с ними, — продолжала Сесилия.
— Ах, не говори мне про них, пожалуйста! Я хотела бы вообще позабыть, что они существуют на свете!
— И это самое лучшее, мисс. Но мне-то чем же вас утешить?
— Для меня уже и то утешение, что есть человек, который меня понимает и сочувствует мне. Я хотела бы почаще встречаться с тобой, Сесилия, например, здесь, в лесу. Только ты не должна никому говорить об этом!
— Это будет тайной между нами! Вот это мне очень нравится! — сказала она с сияющими от радости глазами.
— Я буду приносить тебе сюда книжки с рассказами. Возможно, иногда принесу фрукты с нашего стола или какие-нибудь красивые цветы из нашего сада.
— Ах, мисс, мне решительно ничего не нужно, кроме вас самой! Я буду ходить сюда каждый день и надеяться, что, может быть, случайно встречу вас.
— Пожалуйста, Сесилия. А я буду приходить, как только у меня появится возможность. И если ты меня здесь не найдешь, то знай, что меня задержали дома. Для меня всегда будет приятно поболтать с тобой, поделиться своими впечатлениями.