Семь непрошеных гостей
Шрифт:
Подруги только мысленно хмыкнули. Вот ведь завернула! Перебрался жить в другое место. К любовнице он ушел! Обоюдное чувство! Небось ненавидели бывшие муж с женой друг друга до усрачки. И чего только Анька осталась жить в этой квартире, где ей все напоминало о подлеце муже?
— Я уверена, что, если бы Анечку не убили, они бы с Семеном обязательно снова нашли общий язык! — продолжала разливаться соловьем Домидора. — Я потому и предложила Анечке остаться жить со мной, верила: Сеня вернется к ней.
— А Аня хотела уйти? — наконец подала голос Юля.
— Да куда же ей было идти? —
— Продала? — вырвалось у подруг.
— У Сени были неприятности в бизнесе, — потупив красные глазки, призналась Домидора Ивановна. — Вот Анечке и пришлось… Хотя я была против… Но такая уж сложилась ситуация, надо было что-то продать.
Ну конечно! Муж наделал долгов. А продать пришлось почему-то комнату жены. Собственно говоря, единственное имущество, которое у той имелось. Потому и прописали невестку в свою квартиру, куда же еще? Наверное, тогда мамаша не думала, что ее сынок задумает уйти от жены. Но он задумал. И Анечка осталась у Домидоры Ивановны в квартире. В качестве кого осталась?
Вряд ли Домидора в самом деле испытывала к фактически бывшей невестке теплые чувства. Наверное, присутствие в доме молодой и ставшей чужой женщины здорово действовало ей на нервы. А еще больше на нервы капал тот факт, что никуда от этой Анечки, как ни крутись, не денешься. Квартирка у Семена и его мамаши была хоть и двухкомнатная, но для размена явно неподходящая.
Выдели Домидора Ивановна своей теперь уже почти бывшей невестке отдельную комнату, самой пришлось бы перебираться тоже в коммуналку. На однокомнатную и комнату их с Семеном квартира при разъезде никак не тянула. Разве что доплатить.
Но, похоже, особых денег в семье не водилось. Мебель явно еще советского производства. Тот самый холодильник, куда так стремились сунуть свои любопытные носики подруги, тоже допотопный, не раз закрашенный свежей краской, чтобы хоть как-то скрыть его неприглядный внешний вид.
Итак, если у Аньки и в самом деле появилась бабушка с на-; следством… Хотя стоп! Откуда же взяться бабушке, если Аня, по словам ее свекрови, была круглой сиротой.
— Ни о какой Аниной бабушке я никогда не слышала! — широко распахнув глаза, заявила хитрая Домидора.
— А Семен?
— Что, Семен? — тут же напряглась Домидора Ивановна. — И Сеня не слышал. Анечка всегда говорила, что своих родителей она никогда не видела. И даже не знает, кем они были.
И, как уже подметили подруги, стоило разговору свернуть с темы ее сына, как слова из Домидоры Ивановны начинали литься звенящим ручейком.
— Все детство Анечка провела в детском доме. Правда, она рассказывала, что ей еще повезло. Детский дом был очень хороший. Директриса чудесная женщина. О своих воспитанниках пеклась как о родных. Всем после того, как они вырастали, она сумела дать путевку в жизнь. Выучить какой-нибудь нужной специальности, дать хоть и плохонькое, но все же свое собственное жилье. И привить полезные навыки.
— Скажите, а где ваш сын сейчас? — спросила Юля, дождавшись конца рассказа.
И снова возникла томительная пауза.
— Он на работе! — наконец произнесла Домидора Ивановна.
— Можно
— Зачем? — нахмурилась Анькина свекровь. — Зачем вы станете отрывать человека от дела?
— Но мы хотели поговорить с ним об Ане.
Девочки, — решительно произнесла Домидора Ивановна, — даже и не просите! Я вам телефон Семена не дам. Не надо с ним сейчас говорить про Анечку. Он и так сильно переживает. Если б вы знали, как он ее любил! Какая это была чудесная пара! Просто не верится, что бедной Анечки больше нет с нами.
Поняв, что Домидора Ивановна твердо вознамерилась не подпустить их к своему сыну, подруги благоразумно сдались. И решили подойти к своей цели с другой стороны. Но, увы, адрес детского дома, где воспитывалась Аня, Домидора Ивановна тоже не знала. Однако не успели подруги вконец разочароваться в ней, как женщина воскликнула:
— Но погодите-ка! У Ани был выпускной альбомчик с фотографиями других детей. Думаю, что там могут быть сведения о том, где она воспитывалась.
Альбом, который она притащила из маленькой, где прежде жили Аня с мужем, а потом одна Аня, комнаты, оказался неожиданно роскошным. Золотое тиснение и глянцевые с мраморными разводами страницы.
— Анечка говорила, что кто-то из шефов расщедрился на такой подарок, — произнесла Домидора Ивановна. — А! Так и есть! Смотрите!
На первой странице была витиеватая надпись: «Группа „Ветерок“ школы-интерната „Светлое детство“. Получив у Домидоры Ивановны обещание сообщить подругам, где и когда состоятся похороны Ани, девушки в конце концов удалились. С Анькиным мужем они решили поговорить на поминках. Уж там его Домидоре Ивановне никак не удастся от них спрятать.
Альбом они на всякий случай прихватили с собой. Обрадованная, что они наконец выметаются, Домидора Ивановна даже не стала протестовать.
— Интересно, она и оперативникам тоже лапшу вешает, что ее сын без ума от утраты любимой жены? — хмыкнула Юля, выйдя на улицу. — Причем настолько, что не может даже пообщаться по поводу своей утраты с другими людьми?
— Судя по ее реакции, оперативники уже подсуетились и успели побеседовать с Семеном первыми, — сказала Мариша. — И наверное, в ходе беседы позволили себе несколько намеков. Вот мамаша и засуетилась, прикрывая, насколько это возможно, дорогого сыночка.
— Не пойму, если Аня была со своей свекровью так дружна, то почему она ничего ей-то не сказала о свалившемся на ее голову наследстве? — пробормотала Юля, когда они уже сели в машину.
На этот раз это был Маришин «Форд». Машина после их развода со Смайлом, как ни странно, досталась ей. Впрочем, ничего странного в этом не было. Американец Смайл заявил, что ездить на машине российской сборки — ниже его достоинства и прямой убыток американским производителям. А он, как настоящий патриот родины, будет ездить только на машинах американской сборки.
Упоминание о патриотизме насмешило Маришу до колик. Смайл большую часть своей жизни шатался по всему земному шару. И познакомились-то они с ним в далекой Африке. Однако собранный на одном из заводов под Питером «Форд» остался у Мариши, чему она была весьма рада.