Семь понедельников подряд
Шрифт:
Дежурное «если бы раньше, то да, а сейчас – спасибо, не надо» не работало. Ну почему, почему не раньше, почему сейчас?
Если бы раньше, сказал незнакомый трезвый голос, у тебя ничего бы не было. Ни Лешки, ни Борьки.
Я испуганно закусила губу. Это была чистая правда. Другое? Откуда я знаю, что могло бы быть. Но вот того, что у меня есть сейчас и без чего я не представляю себя, - этого точно не было бы.
И снова я подумала, что слово «искушение» – одного корня со словом «кусать». Грызть, глодать, впиваться зубами...
К вечеру все
Между прочим, о нашей повальной окровавленности кто-то ментам все-таки доложил. Олег клялся, что никаких женщин с мужиком в лесу не видел. Лейтенант Сорокин – об этом нам рассказала всезнающая Таисия – отловил в Пичаеве Женю, и тот заверил его, что встретил нас совсем в другой стороне. И вообще – Светка напоролась на сук у него на глазах. Нас допрашивать не стали.
Лейтенант привез на своем мотоцикле какого-то сухопарого дядечку, одетого в жаркий клетчатый пиджак не по погоде. Призвав в качестве понятых подругу Таисии Полину и еще кого-то, они обыскали старый дом, где жил Федька, и, разумеется, нашли страшную сумку с вещичками от кутюр. А еще – деньги и документы. Как Федьку звали на самом деле, Полина не запомнила, но утверждала, что он давно во всероссийском розыске: так сказал тот второй, в клетчатом пиджаке.
– И что вас носит по лесу вечно? – ворчала Таисия, попутно готовя Светке морс из прошлогодней клюквы. – Взрослые тетки, а все по лесу шныряют, как дети, клад ищут. Вот и дошнырялись. А если бы темна пути попались? И лопату опять где-то заносили.
Лопата действительно осталась в избушке. До нее ли было! Мне стало, мягко говоря, нехорошо. Конечно, у Таисии нет привычки выжигать или вырезать на хозинвентаре свои инициалы, но что, если с лопаты захотят снять отпечатки пальцев?
Впрочем, чего это я так испугалась? Мои-то отпечатки ни в каких картотеках не значатся. Думаю, что и Светкины тоже.
– Пойду прогуляюсь напоследок.
Светка что-то пробурчала, но меня ее мнение мало интересовало.
– Все-таки уезжаешь? – вздохнула Таисия.
– Да.
– Ну что же делать. Если надо...
– Надо, Таись Ванна, - мне вдруг захотелось обнять ее, расцеловать, но я постеснялась.
– Приедешь еще?
– Не знаю. Может быть.
– Ну хоть пиши тогда.
Снова тяжело вздохнув, она села за стол и принялась разбирать в корзинке какие-то нитки и тряпки. Я постояла немного, глядя на нее, и вышла.
Только начало смеркаться, солнце еще не село, край неба светился малиновым металлом – как раскаленная конфорка. У колонки баловались дети, поливая друг друга водой, тут же на лавочке шушукались три бабки. Я решила пройти по всему селу – мимо церкви и магазина, где раньше была усадьба графа, мимо старого дома прадеда. Потом выйду на дорогу, по которой когда-то можно было доехать до спиртзавода. Может быть, зайду еще раз на кладбище. Дойду до речки и вернусь.
Но не успела дойти до и угла, как кто-то крепко схватил меня за локоть.
19.
– Подожди! Ты далеко?
– Просто пройтись.
– Пойдем вместе пройдемся.
Вот так и идут прахом все благие намерения. Вернуться обратно? Боюсь, что не смогу.
– Я к вам шел, - Женя так и держал меня за локоть, от которого по всему моему телу разбегалась мелкая дрожь: миллионы крохотных кусачих муравьев. – Лена просила передать, что ее завтра выписывают. Может, ты все-таки отложишь на один день свой отъезд?
– М-может, - прошлепала я непослушными губами.
– Вот и отлично, - он отпустил мою руку, и я судорожно перевела дыхание. – Завтра с утра Саша поедет за Леной, а вечером ты к нам придешь на ужин. Ну а послезавтра тогда поедешь, если так хочется. Я тебя провожу. А может, и Света будет себя лучше чувствовать, вместе поедете.
– Во-первых, провожать меня не надо. А во-вторых, Светка со мной не поедет ни за какие коврижки.
– Поссорились? – усмехнулся Женя.
Смешно ему, видите ли! Обхохочешься тут!
– Нет. Просто... Да что у тебя глаз нет, что ли? – вдруг разозлилась я – то ли на него, то ли на себя.
– Есть, - пожал плечами Женя. – Как ты думаешь, оно мне надо? Она, вернее?
– Откуда я знаю! Она надеется.
– Надежда умирает последней. Ничем не могу помочь. Не мой размерчик.
Несмотря на всю абсурдность ситуации, я не смогла не порадоваться. Хуже другое: я не смогла эту радость толком скрыть. Похоже, он читал по моему лицу, как по книге.
– Ты здорово ее не любишь, - то ли спросил, то ли сделал вывод Женя.
– А за что мне ее любить-то? С ее появлением моя жизнь превратилась в сплошной геморрой.
Он с недоумением посмотрел на меня.
– Я так понял, что вы сестры.
– Очень приблизительно. Четвероюродные. Моя прабабушка и ее прадед были родные брат и сестра. Они здесь родились. А их отец был управляющим графским имением.
– А, так это ваша вотчина?
– Если можно так выразиться.
Между тем мы вышли за околицу. Я вообще не собиралась идти в эту сторону, но послушно шла за Женей, как овца на веревке.
– К речке пойдем?
– Пойдем, - кивнула я. Мне было все равно. С каждым шагом я сдавала одну позицию за другой.
Мое намерение обрубить все, «пока не зацвело», надо было признать, провалилось. Зацвело, еще как зацвело! Махровым цветом. Он ничего такого особого не делал, не говорил, а я все больше и больше теряла голову.
Мы снова вышли к мосту. На противоположной стороне ласточки и стрижи с криками ловили мошек над самой водой, а потом ныряли в свои пещерки, вырытые в отвесном песчаном берегу.