Семь портретов
Шрифт:
– Так ты зарабатывал? – опуская ресницы, спросила она.
– Да, признаю, я должен был вам сказать. Но как бы я продолжал приходить сюда и ужинать в вашем обществе, если бы вы знали о том, что я могу справиться и сам?
– Артур, ты невыносим. Мы обо всем договорились, разве нет?
– Мы? О чем мы договорились? Помнится мне, было что-то о том, что вы продолжите поддерживать меня, но любить не станете. До этого момента речь шла только о вас, но ведь я же не обещал, что прекращу…
– Стой, стой, стой, – она коснулась его руки, ощущая, как часто бьется
– Вы ревновали меня, когда увидели Анну, – твердо сказал он. – Вы ощутили боль от мысли, что я могу завести отношения с другой женщиной. Зачем же вы продолжаете страдать и скрываться?
– Я ревновала, и сама себя презираю за это, – призналась она.
Да, действительно, в тот момент, когда она увидела рядом с ним Анну, ей показалось, что она теряет способность мыслить трезво. Она подумала, что все его слова о чувствах и возможности быть вместе оказались лишь ложью, если он так быстро нашел себе подходящую девушку.
– Для чего вы так меня оскорбляете? – перехватывая ее руку, спросил он. – Почему вы должны презирать себя за ревность? Я настолько недостойный человек, что меня и ревновать нельзя?
– Ты младше меня на девять лет.
– И что с того?
– Господи, ты еще спрашиваешь. Это неприемлемо, и не потому что это против светского закона, а потому что я буду стареть очень быстро и, следовательно, так же быстро тебе надоем. Будет ли тебе нравиться мое тело? Посмотри на меня, Артур, разве ты не видишь, что я уже угасаю?
– Как по мне, вы просто бредите.
Он редко говорил с ней так прямо и даже грубовато, но сейчас она не почувствовала возмущения.
– Вы запретили фотографировать вас. Запретили делать то, ради чего я к вам подошел! Откуда столько жестокости, Рита?
– Кажется, именно ты говорил о том, что я слишком мягко отношусь к другим людям.
– Я говорил о других людях, вы не ошиблись. О других, не о себе. И, если говорить правду, то вот что я вам скажу – вы мучали меня столько времени, и ни разу не сжалились, вы даже не задумались о том, что мне было тяжело приходить сюда каждый день и глядеть на то, как Робби оберегает ваш покой, будто я могу причинить вам зло. Я старался вести себя как честный человек, но даже так выходит, что меня обвиняют в обмане. Да, я откладывал деньги и ничего вам не говорил, потому что не хотел слышать ваши рассуждения о том, каким самостоятельным я стал и как я могу жить сам по себе без вашей помощи.
– Ты прав. Наверное, я так бы и поступила, если бы узнала о том, что у тебя появился собственный доход, – пересиливая желание возразить, согласилась она. Затем она попыталась отвлечь его новым вопросом: – Так что насчет выпускного дня?
Маневр не удался – Артур усмехнулся, подаваясь вперед и приближаясь к ней:
– Нет, нет, не уходите от неприятного вам разговора. Впрочем, мне кажется, что наша беседа лишь неудобна, но довольно приятна нам обоим.
Она попыталась отнять свою руку, и когда он не позволил ей этого, Рита разозлилась по-настоящему – в первый раз за весь прошедший год.
– Чего же ты хочешь от меня? Хочешь, чтобы я стала твоей женой и родила тебе детей? Какая чушь, Артур, я думала, ты не веришь в подобное! Мужчины не умеют хранить верность, а я не собираюсь оставаться в доме и служить мебелью, на которую опираются, когда начинают болеть ноги.
– Чего я хочу? Приходите в воскресенье к студии Готлиба. Робби наверняка отправится в парк вместе со своим отцом, и у нас будет время. Снимите запрет на фотографии, вот что мне сейчас нужно. У меня будет один снимок, и я хочу видеть в объективе именно ваше лицо. Это будет достаточно пристойно и безопасно для вас?
– И все?
– Пока что все, – кивнул он, размыкая пальцы.
Она сразу же спрятала руку под столом, выпрямляясь и отдаляясь от него.
– Мог бы и так сказать, – ворчливо заметила она.
– Вы бы не согласились, припомнив мне один из ваших глупых запретов.
Так теперь ее запреты еще и глупые.
– И что же еще ты хочешь мне сказать, кроме того, что мои запреты кажутся тебе бессмысленными?
– Поделюсь этим с вами в другой раз.
Столько загадочности из-за каких-то пустяков. Рита даже усмехнулась, поднимая подбородок и глядя на него почти свысока.
– Когда будет этот другой раз?
– Все зависит от вашего решения – когда еще вы соизволите поговорить со мной не в присутствии вашего сына.
– Пока остановимся на том, что я приду в воскресенье и мы сделаем еще один портрет.
– Я буду очень признателен, это ведь останется на память. Не отказывайтесь, вы и так слишком многого меня лишаете.
Рита не любила, когда ее заставляли чувствовать себя виноватой, а потому насмешливо приподняла брови:
– В воскресенье, пожалуй, я попрошу тебя рассказать, чего я тебя лишаю. Поскольку мне кажется, что я делаю для тебя все возможное, такие слова звучат, по меньшей мере, несправедливо.
– Тогда до воскресенья.
– Разве ты уходишь прямо сейчас?
– Нет, я просто слышу, что пришел Робби, а это значит, что наша беседа закончилась.
– Хорошо, до воскресенья.
*
Значит, ее первый выходной должен был пройти в городе – вместе с Артуром и его новыми знакомыми. Рита не знала, собираются ли они куда-нибудь пойти, чтобы праздновать завершение учебы, и поэтому выбор платья оказался довольно сложной задачей. В итоге, после долгих часов сомнений и беспокойства она все же решила надеть темно-серое платье до колен – из старого гардероба. Покрой и в прежние времена был довольно свободным, так что с широким поясом платье смотрелось вполне прилично.
Недели непрерывного пребывания в доме сделали свое дело – глядя на себя в зеркало она видела бледную и малопривлекательную женщину с потускневшими волосами, которые давно не видели щипцов для завивки или хотя бы ленточек для накручивания. Времени на долгие процедуры не оставалось, и Рита ограничилась лишь тем, что слегка завила передние пряди, чтобы уложить волосы в обычный узел.
К десяти часам Артур зашел за ней, и она поневоле вспомнила старые времена, когда они почти каждый вечер выходили на прогулки.