Семь шагов до тебя
Шрифт:
Жив?.. Влад жив?.. Тогда я ничего не понимала. Вообще. Мир покачнулся перед глазами. Не знаю, как я устояла на ногах.
Семь лет. Семь лет я жила только этим. Разрушающей ненавистью. У меня не было нормальной жизни, потому что я слишком любила и слишком верила человеку, который не посчитал нужным рассказать, что не умер.
Семь долгих шагов я шла навстречу с другим человеком. Чтобы однажды впустить его в себя и понять: ненависть – это не то, чем живут. Жить надо другими, противоположными чувствами,
Нейман встаёт с кресла, подходит к сейфу, открывает его и возвращается ко мне.
– Ты хотела убить меня, Ника? Отомстить? У тебя есть сейчас такая возможность.
Он касается моей руки. Я чувствую холод металла. Пистолет. Он вкладывает его в мою ладонь, что привычно сжимается. Ладонь помнит. Ладонь знает, как нужно держать оружие.
– Стреляй, Ника, – делает он шаг назад и встаёт передо мной в полный рост. – Стреляй только наверняка, в сердце. Или в голову. Только наверняка, Ника, чтобы одним выстрелом решить все твои проблемы. Чтобы никакие демоны тебя больше не мучали. Освободись, наконец, моя девочка. Сделай это. Мир станет чище. Тебе будет легче. Ну же!
Он провоцирует меня. И я поднимаю руку с пистолетом. Целюсь. В сердце, как он и хочет. Это лучше, чем изуродовать его лицо.
Одно движение – и он выбьет пистолет из моих рук. Я не обольщаюсь. Ему нужен повод, чтобы меня повязать. Я ему его дам. Пусть. Исчезнуть из жизни человека можно разными способами. Этот тоже неплох.
Но он стоит не шелохнувшись. Стоит и смотрит на меня.
– Стреляй, Ника, ну же! – рычит он, как зверь.
Я сосредотачиваюсь. Палец на спусковом крючке. В голове – всполохи.
Одно незаметное движение – и всё закончится.
Совсем немного. Чуть-чуть.
Нейман, пошатываясь, оседает на пол.
Я чувствую, как трясутся руки. Пистолет, что, кажется, весит тонну, падает на пол с глухим стуком. Я так и не сняла его с предохранителя. Поставила сразу, чтобы никаких случайностей.
– Прости, – опускаюсь рядом с ним на колени. Глажу дорогое лицо, касаюсь пушистых ресниц.
Он ещё борется. Сопротивляется. Но сон сильнее его, я знаю. Сон его победит.
– Я бы этого не сделала. Тогда – может быть. Сейчас – без вариантов. Прощай, Стефан, – касаюсь губами его щеки.
Он уже спит. Не слышит меня, но, может, это и хорошо.
Я ухожу налегке. Мой рюкзак. Мои вещи. Немного денег на первое время. Пушистого Санту прячу за пазуху, а пистолет – в сумку. Выкину потом. Не нужно здесь оставлять оружие с моими отпечатками пальцев.
Охрану я тоже напоила кофе со снотворным. Так что дорога расчищена. Осталось сделать только одно.
Я достаю телефон и набираю по памяти номер.
На том конце откликаются быстро, после второго гудка. Будто меня ждали.
– Забери меня отсюда. Так быстро, как сможешь.
– Буду через десять минут. Жди.
И я покорно жду, отсчитывая мгновения. Телефон я тоже оставляю. Не нужно. Ноутбук бросила. Возможно, там «приветы». Всё же за мной пристально наблюдали.
Из не своего забираю только старые гранатовые бусы матери Неймана. Колкие, потемневшие, неровные камни, что иногда царапают шею. Я не хочу и не могу с ними расстаться.
На телефон приходит смс. Индиго приехал. Мне пора.
Я окидываю квартиру взглядом. Сердце рвётся туда, где на полу спит мужчина, что из врага превратился в моё наваждение. Человек, которому я бы могла открыть своё сердце. Жаль, что не случилось.
Я выхожу на площадку. Тихо спускаюсь по ступеням вниз.
– Ну, привет, дорогая. А я тебя жду, жду, а ты всё не идёшь и не идёшь, – улыбается злобно Дан. – Всё думаю: ну когда же? Думала, умнее всех?
Он хватает меня за руку. И я вдруг думаю, что лестницы в подъездах – это не моё. Надо было лифтом ехать. Впрочем, теперь это не имеет никакого значения.
Я так и не поняла, что случилось. Дан вдруг обмяк. У него странно закатились глаза. А затем он рухнул к моим ногам.
– Бежим отсюда! – это непонятно откуда взявшаяся Дана. Глаза испуганные. В руках – бита. Откуда она только её выдрала. – Надеюсь, я его не грохнула, – стучит она зубами. – Не бросай меня, Ника, а? Не уходи без меня, прошу! Давай вместе!
Я несусь по лестнице вниз. Она – за мной. У неё тоже за плечами рюкзак и больше ничего. Волосы развеваются от быстрого бега.
У подъезда ждёт машина.
Мы запрыгиваем в салон.
– А это кто? – косится недовольно в сторону Даны Индиго.
– Я это, вот кто! – зло отвечает ему она. – Никин телохранитель. Чтобы ты не приставал, понял!
И она ему под нос подсовывает фигу. У Даны большой палец смешной. Торчит, загнувшись. Не знаю, почему я это замечаю и на этом зацикливаюсь.
– Увези меня отсюда, Индиго, – бормочу я. И машина наконец-то трогается.
Мы несёмся в ночь, оставляя позади ещё один кусок жизни. Не знаю, что будет дальше. Как-то буду жить, собрав себя по частям. Люди и не с таким выживают. А у меня всего лишь душа и сердце – в клочья. Это поправимо. Наверное.
Я вдруг понимаю, что меня трясёт. Крупной дрожью. Безудержно.
А затем щёки становятся мокрыми.
Слёзы. Ко мне вернулись слёзы. Как много их, оказывается. Скопились за столько лет и вот наконец-то нашли выход.
Я оплакивала девочку, что научилась ненавидеть, не научившись любить. Я оплакивала возможности, которые упустила, мимо чего прошла намеренно или по незнанию. Я оплакивала девушку, что так и не стала невестой.
Под конец это были уже светлые слёзы – опустошающие, но приносящие успокоение.