Семь шагов над обрывом
Шрифт:
– Не, мне мама не разрешила, – обиженный взгляд в дальний конец стола. – Она боится этих…всяких… ну, чертовщины.
– А до цыганки гадать ходила? – ехидно подковырнула высокая худая девушка, кажется, Маринка.
Лера ненадолго задумалась.
– Нее… а у нее интересно?
– Я не знаю, не была, мне рановато, но некоторые, – Маринка кивнула в сторону старших и добавила шепотом, – частенько бегают.
– Денег не дам. Пусть бесплатно гадает. Сбудется – заплачу…– Лера потянулась к тарелке с блинчиками.
– Как же! Будет она бесплатно гадать! – вмешалась совсем не старая, но полностью седая женщина. – Ты лучше скажи, Валерия, засуха скоро закончится? А то, сама знаешь, какие слухи по селу ходят. Не хочешь проверить?! Это тебе не молоко в миску налить – это посерьезнее будет.
Соня слушала с интересом. Оказывается, среди местных есть почитатели необычного таланта подруги. Хотя намеки о прямой связи засухи и неправильных покойников уже порядком надоели.
Лерка налила в чашку компот, по-хозяйски подвинула к себе тарелку с салатом, но, глянув на Соню, отложила ложку и начала терпеливо пояснять:
– В мае тут один самоубился. Повесился, короче. По сельским понятиям хоронить такого на кладбище нельзя. Только в поле или при дороге. Родичей у него не было. Хоронили за счет села. Сельсовет взбеленился и всех суеверных…далеко послал. Перегрызлись тут добряче. Ну и закопали по закону, как полагается. Даже крест поставили. Теперь покойник воду ворует. Вот и засуха. – Лерка отхлебнула компот, поставила чашку, многозначительно глянула на каждого и продолжила зловещим голосом. – Нужно его напоить! Вылить на могилу 40 ведер воды. И все. Этот злыдень напьется и дожди отпустит. Все село выжидает, кто на такое дело пойдет. Кто решится?! Никто не верит, но…
Соня в изумлении смотрела на подругу. А та, как ни в чем не бывало, уплетала салат…
Бред какой-то! Самоубийца ворует дождь!? Как можно обсуждать такую чушь? Да еще всем селом!
– Никто в эти бредни по-настоящему не верит, – вмешалась тетя Маша, Маринкина мама. – Просто похороны эти, жарища, и война проклятая – будь она неладна…
– Не скажите, – Лерка хмыкнула. – Ну, в смысле, что не верят. То-то на базаре трындят об этом вторую неделю.
– Ну, трындят, на то он и базар. Даже батюшка грозился, хм…голову оторвать тем, кто эти слухи распускает.
– Вот! Об этом все говорят, даже батюшка. Кстати, у него я ещё ни разу не была. Надо бы разведать. Церковь – это же такое место…как эта мысль раньше в мою голову не пришла? – Лерка увлеченно размахивала ложкой. – Решено! В субботу на черный ставок, а в воскресенье – в церковь!
– Да он тебя на порог не пустит, – засмеялась Маринка, – решит, что ты заговоры в храме проверять надумала, и кааак стукнет кадилом, так все бесы повыскакивают!
Девчонки весело рассмеялись, живо представив вылетающих из Лерки жизнерадостных бесов и колоритного сельского батюшку – здоровенного мужика с роскошной бородищей и кадилом наперевес. В засаде.
– Ерунда это все! – внезапно возмутилась сидевшая напротив Сони женщина. Девочка не запомнила ее имя, за весь день они не перекинулись и парой слов. – Ты бы вместо дури своей делом занялась. Заговоры она проверяет, колдунов ищет, верит непонятно во что! Тьфу.
Все притихли, перестали стучать ложками. Лера медленно положила на тарелку надкушенный пирожок, исподлобья уставилась на обидчицу.
– Вон какая деваха вымахала, а дурью маешься! – зло продолжила та. – Совсем рехнулась! Покойник у нее проклятый. Ты, – она развернулась к Соне, – меньше ее слушай. Ничему путному ЭТА не научит, только мозги запудрит. Нашла с кем дружить.
Соня растерялась. Испуганно глянула на подружку. У Лерки подозрительно заблестели глаза, она сжала кулаки, шумно вдохнула и явно готовилась выпалить что-то резкое и не совсем цензурное. Видно, не впервой приходится отбиваться от подобных нападок.
Соня внимательно пригляделась к обидчице, и вдруг, удивляясь собственной дерзости, потянулась через стол, резко отвернула ворот чужой рубашки. Спрятанная складкой ткани, на изнанке красовалась крупная черная булавка, обмотанная черной ниткой.
– А зачем вы носите булавку застёжкой вниз? От дурного глаза? – тихо спросила девочка. – И крестик у вас непростой. Крестильный, правильно? Обережный?
Тетка опешила от подобной наглости, поправила воротник, гневно кинула ложку, поднялась из-за стола и, не прощаясь ни с кем, вышла, напоследок громко хлопнув дверью.
Конец ознакомительного фрагмента.