Семь стихий мироздания
Шрифт:
За столом царило всеобщее оживление. О проблемах постарались временно забыть, и основной темой разговоров стал Мир Оливула.
— Это похоже на место, где сбываются мечты, — сказала Серафима. — И где, как во сне, мы можем сотворить себя по-своему.
— Не знаю почему, — начал Данила, покосившись на Бер-Росса, — но все изображения животных, к которым я подходил, оживали ни с того ни с сего. Я, признаться, с детства хотел иметь какую-нибудь зверюшку. Но не в таких же количествах!
«А вы заметили, что и цветы на потолке стали настоящими? — Пэр выделывал
На девушке сейчас красовался аккуратный голубенький комбинезон, вместо серого неуклюжего летного костюма.
— А мы обернулись драконом совсем без усилий! — похвастались близнецы. — И птицы над парком нас даже не испугались.
— Я рад, что вам хорошо в Белом Мире, — сказал Оливул.
«Твой Мир полон доброты и объят жизнью!» — воскликнул Пэр.
— Теперь этот Мир принадлежит всем нам. Открою маленький секрет: птиц тут не было вовсе, и их появление — заслуга Данилы. Озеро я всегда считал самым холодным местом в парке, а воздух был надменным и несговорчивым. Воистину, Стихии находят избранников, как и предрекал герцог Ортский. И нам пришла пора прикоснуться к творению его мысли, друзья мои.
Они молча шли через парк. Гомон птиц растаял в пугающей тени деревьев, и опустившуюся вдруг тишину нарушал лишь приглушенный звук шагов да частое дыхание собак, бежавших по обе стороны от Данилы. Дорожка неторопливо вела вперед…
— Вроде бы уже близко, — обронил Оливул, когда Юлька собралась спросить, где же конец тропы.
— Ты никогда не ходил туда? — насторожились Грег и Гор.
— Никогда. Ортский не оставил дороги, но сказал, что для тех, кого Семь Стихий изберут плотью и кровью своей, путь будет открыт. И мы идем этим путем.
Тень расступилась, и перед друзьями возникла белая крытая ротонда, украшенная многочисленными барельефами и позолотой. Тропа оборвалась.
«И ни намека на дверь», — мысленным шепотом изрек Пэр.
Серафима приблизилась к стене, из которой выступал блестящий диск с изображениями символов Семи Стихий. Скала и чаша озера, горящий факел и закрученная лента воздушного вихря, стальной клинок и тонкая ветвь дерева воссоединялись в круге, обозначенном кометой. Помедлив, женщина-Посредник опустила руку на застывшую в каменном покое композицию. Раздался мелодичный звук, похожий на далекий колокольный звон, поверхность стены замерцала и растворилась, раскрыв внемиренцам неширокий вход. Каляда первой шагнула в темный круглый зал под величественным куполом, изображавшим вселенную. В бездонной пучине, озарив просторный павильон, зажглись сотни огоньков близких и далеких звезд.
— Тебя приветствует твоя Стихия, — тихо сказал Оливул. — Космос.
«А я — Воздух! — сообщил Пэр, растекшийся о всему залу. — Я знал и раньше, но теперь я чувствую его, я принадлежу ему и могу его направлять!» Юлька присела возле родничка, тонкая струйка которого вытекала из-под стены. Вода восторженно брызнула ввысь, окропив избранницу жемчужным дождем, и притихла в углублениях гранитного пола.
— Так вот оно что! Вода моя Стихия! — обрадовалась девушка и бережно прижала к лицу мокрые ладони. — Я тебя всегда, всегда любила!
«На твоих руках отображение, так сказать — физическое воплощение! — пояснил призрак, скользнув над подругой. — А как грандиозна Вода в Мироздании!» Под сводами арки похожей на грот Грег и Гор осторожно разравнивали тлеющие угли. Вдруг огонь взметнулся, объяв обоих языками буйного пламени, но, будто одумавшись, поник и послушно затаился возле ног Гай-князя.
— Ты — Огонь, Грег-Гор, — Оливул любовался юношами. — Могучий в своем потенциале, непредсказуемый, изобретательный и отважный. Он будет твоим мечом и щитом. Крепче держи его, брат.
«Данька! Вот это да! Вы только посмотрите на него!» — восхищенно воскликнул Пэр.
Данила стоял возле могучего дерева, выросшего в считанные секунды посреди зала. Стройный ствол его тянулся вверх, а крона норовила коснуться незримого купола и звезд, рассеянных в бездне.
— Это — Жизнь, Данила, — улыбнулась Каляда. — У нее нет своей формы, зато она всюду! И Воздух всегда готов сопровождать ее в Мирах.
Юлька робко приблизилась к Бер-Россу.
— Остались Смерть и Твердь, — сказала она. — Оливул, какая же из них выбрала тебя?
Белый князь неуверенно посмотрел вокруг.
— Очевидно… — начал он.
Но тут каменный пол загудел, как будто в недрах земли зарождалась буря. Пэр мгновенно очутился в воздухе над головой Гаюнара. Друзья затаили дыхание, а Оливул опустился на одно колено и коснулся ладонью холодной твердыни.
— Я не смел мечтать о такой чести, — проговорил он. — Клянусь, я не подведу тебя, Твердь.
Юлька с откровенным облегчением вздохнула. Пэр, как ни в чем не бывало уселся на нижней ветке дерева.
«Значит среди нас нет Смерти, — подытожил он. — Ну и отлично!»
— Но разве без Смерти имеет смысл Жизнь? — насторожился Данила.
— Нет, так устроена наша Судьба, — откликнулась Каляда и бережно сняла со стены огромный двуручный меч с черным витым эфесом. — Смерть и Жизнь самые молодые Стихии. Нет ничего более противоречивого, чем они, но нет ничего и более близкого. Они начинают и замыкаю круг природы. Бессмертный не живет, безжизненный не умирает. И Смерть присоединится к нам. Этот меч — образ Стихии. Мы возьмем его с собой, чтобы передать тому, кто призван стать его Витязем.
— Почему образ? Ведь Стихии не подчинены Экзистедеру, — удивился Гаюнар.
— У Смерти, как и у Жизни, нет своей формы. Воплощением ее служит сталь клинка.
— Я, наверное, могла бы попросить Воду разлиться в реку, — заговорила Юлька, — позвать дождь и даже ливень. А что в таком случае сотворит Смерть?
— Да уж! — поддержали близнецы. — Если она достанется сумасброду вроде Доная — жди беды.
— Смерть изберет достойного, — ответил Оливул задумчиво и еле слышно добавил. — Знать бы — кто он?