Семь сувениров
Шрифт:
Это были «Москва – Петушки» Венедикта Ерофеева. Краснов открыл наугад одну из страниц. На ней было нарисовано купе поезда… окно… на столе перед окном стоял стакан и бутылка «Зубровки»… и тут из самой середины этой небольшой книги выпала стопка старых желтых листов. Николай поднял листы, прошел к дивану и сел на него. Он услышал, как под ногой звякнула чашка, она упала и покатилась под диван. Но Краснов не обращал на этот звук никакого внимания. Он раскрыл листы и стал внимательно читать.
«Довожу до вашего сведения, – было написано ровным каллиграфическим почерком, – что за последний месяц нам удалось взорвать три православные церкви, четыре лютеранские и католические часовни и одну мечеть… На месте одного католического собора недалеко от Выборга по моему распоряжению был открыт
Откуда-то из глубины квартиры часы пробили восемь. Краснов встал, сложил письмо, крепко сжал его в кулаке и направился к двери. Он опять продвигался по коридору, который уводил вглубь старинной квартиры – поворачивал, изгибался, вел по кругу. Николай остановился у следующей двери и приоткрыл ее. Из окна комнаты, завешенного темной занавеской, лился тускловатый свет. Краснов разглядел в помещении множество книжных шкафов и полок. На полу, стульях, стремянках, на огромном письменном столе – повсюду лежали книги, толстые тетради, стопки бумаг, простые карандаши, шариковые ручки, стержни от ручек. В самом центре стола Краснов разглядел старую печатную машинку. В машинку была заправлена бумага с копиркой. Николай приблизился к столу, посмотрел на заправленный лист… Там было пусто. Ни слова не было напечатано. Лист от старости пожелтел, копирка облупилась… а на поверхности не было ни единого символа… Это был кабинет Волкова… Его лаборатория. Его святая святых… Здесь он написал «Прыжок в темноту»… Здесь он работал над «Последней дозой», «Улыбкой зверя» и «Золотой монеткой». Здесь был завершен его последний роман «Семь сувениров».
Эта комната хранила страшные воспоминания. Сюда он возвращался после посещения психиатрических клиник, следственного изолятора, морга… После романа о самоубийстве артиста балета он прославился историями о наркомане, парне из благополучной семьи, которого посадили на наркотики организаторы подпольного притона («Последняя доза»), о солдате, который подвергся насилию в армии («Лицо зверя»), а также о валютной проститутке, которая ежедневно посещала гостиницу «Прибалтийская» не потому, что остро нуждалась в деньгах, а в надежде выскочить замуж за богатого клиента и уехать с ним за границу («Золотая монетка»).
Здесь, в этом кабинете, он анализировал и подытоживал все, о чем говорил с разрешения следователя Руслана Шахова (одного из бывших одноклассников Волкова) со знаменитым маньяком советской эпохи Вадимом Радкевичем. Именно благодаря книге об этом маньяке («Семь сувениров») Волков и стал культовым писателем. Он рассказал его историю не в жанре детектива, а в виде психоаналитических записок, точнее – протоколов допросов. Он попытался восстановить исчерпывающий облик убийцы – изначальный его портрет, многоликий и многосущностный. Корни тянулись глубоко и далеко назад, в дебри истории его семьи. Он показал его как глобального человека, которого составляют множество других людей – не только родителей, но и всех тех, кому волей судьбы пришлось оказать на него влияние. Это были тысячи нитей, которые расходились от него в тысячи разных сторон, ветвились, множились, превращаясь в бесконечную паутину, в центре которой, в самом ее сердцевинном коконе, таился он – страшный кровавый зверь, забравший множество жизней. Шахову удалось доказать семь эпизодов, приписываемых Радкевичу. Маньяк подозревался еще в пяти преступлениях, но причастность его к этим случаям так и не была подкреплена серьезными доказательствами.
Жил маньяк в Ленинграде на Проспекте Ветеранов. Работал токарем на заводе, был активистом заводской парторганизации. Каждый четверг он отчитывал отстающих, рассматривал жалобы домохозяек на своих мужей, призывал бороться с пьянством, распространял билеты в кинотеатр на фильмы, в которых поднимались самые современные проблемы общества. Его фото каждую неделю украшало стенгазету, где вывешивали изображения лидеров трудового соревнования. Он был высоким, красивым, спортивного телосложения. Кроме того, он был прекрасным семьянином, мужем и отцом двоих детей. Никто бы никогда не смог догадаться, что под маской добропорядочного труженика и образцового мужа скрывается чудовище, если бы не современная техника, которая на закате СССР уже становилась все более точной, а также не острый аналитический ум следователя Шахова.
Краснов пытался побеседовать с Шаховым, но эта попытка оказалась самой неудачной из всех, которые режиссер предпринял, пока снимал фильм о Волкове. Шахов наотрез отказался общаться. Кроме того, он в резкой форме порекомендовал Краснову оставить эту тему и переключиться на какой-нибудь другой сюжет. Ничем хорошим, по его мнению, это расследование для Краснова не окончится. Он, мол, сильно рисковал своей профессиональной репутацией. Когда Краснов поинтересовался, почему он так думает, старик выругался и бросил трубку. Больше Николаю не удалось до него дозвониться.
Николай сел на стул перед письменным столом стал рассматривать предметы, которые лежали на нем. А предметов было бесконечное множество. Николай заметил очки в золотой оправе. Они лежали рядом с машинкой, справа. За машинкой стояли три стаканчика для ручек. Помимо ручек, в них топорщились две линейки, козья ножка, множество простых карандашей. Краснов протянул руку, достал козью ножку, повертел ее, потрогал острие средним пальцем руки, затем поставил ножку обратно в стакан.
По обеим сторонам стола возвышались стопки книг. Это были всевозможные словари, энциклопедии, медицинские, технические, юридические справочники. Он разглядел также альбомы по архитектуре Петербурга и его окрестностей, книги по искусству, по истории православных икон и церковных фресок. Еще одна стопка целиком и полностью состояла из романов и повестей Достоевского. На самом верху он обнаружил старинное издание «Братьев Карамазовых». На всех книгах и альбомах толстым слоем лежала серая пыль.
Николай поднялся и решил продолжить осмотр квартиры. Он вышел в коридор и повернул направо. За следующей дверью, которая находилась напротив ванной, он обнаружил детскую. Точнее, это была не детская, а комната подростка. Но это был не теперешний подросток, а из далеких 1980-х. Комната застыла, уснула лет на тридцать. Никто ничего не менял в ней с того самого дня, когда мама Василисы собрала вещи и они обе переехали в квартиру на канале Грибоедова, принадлежавшую когда-то бабушке Александры Генриховны. Ее мать еще после войны уехала из Ленинграда в Тарту, где Александра Генриховна родилась и жила до окончания школы. В квартире проживали родственники матери, но к началу 1980-х никого из них уже не осталось в живых. Благодаря связям Константина Волкова квартиру удалось сохранить за Александрой Генриховной.
На стенах Краснов видел плакаты фильмов начала 1980-х годов, изображение Олимпийского Мишки, фотографии киноактеров, певцов, диснеевских персонажей – Белоснежки с гномами, Микки Мауса с Минни Маус, героев советских мультфильмов – Кота Матроскина, Дяди Фёдора, Шарика, Зайца и Волка из «Ну, погоди!..» На полках шкафов были расставлены детские книги, мягкие игрушки, куклы, лежали пластинки с музыкой и сказками. На стене висело школьное платье с белым передником и красным галстуком… На полу он заметил мячи, скакалки, стопки настольных игр в коробках. Окно комнаты тоже было завешано плотной занавеской. Свет почти не проникал внутрь. Становилось все темнее.