Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров
Шрифт:
– Что это вы там бормочите?
– полюбопытствал Папа, добродушный вид которого, по моему чутью уже явно не соответствовал его намерениям.
– Да вот шепчет мне сошедший с небес ангел, которого вы, Ваше Стервейшество, случайно приняли за уличную девку, - начал я свою апологию, что на единственный день в году, как раз на праздник Золотого Осла, открывается в этом самом месте благословенной Флоренции Рай для тех, кто от всей души пожелает его увидеть. Вот и вы, Ваше Свирепейшество, невзначай заглянули в райский уголок, где может отыскаться место и для грешного тамплиера. А еще сказал мне ангел, что в доказательство сего чуда можем мы показать Вашему Свинейшеству удивительные превращения самых никчемных грехов в настоящие золотые флорины.
– Что-то не нравятся мне льстивые речи этого мошенника, - с неторопливой торжественностью проговорил Папа.
– Неужто зря пострадал за вас, храмовников, ваш предводитель? И речи мне твои не нравятся, сын мой, и сам ты напоминаешь мне одного негодяя, которому не откупиться от ада никакими флоринами.
– Вот что, Твое Свихнейшество, - придав себе самый серьезный вид, сказал я, когда уже стали нас достигать винные пары "преосвященного" воинства.
– Ангела мы отпускаем, и за это тебе и твоей веселой братии пятьсот флоринов на руки.
– Ни за что я тебя с ними одного не оставлю!
– горячо прошептала Фьямметта.
Как бы пропустив мимо своих ушей и мимо своего сердца порыв ее чувств, я окончил свое предложение:
– А мы с тобой, Слизнейшество, если желаешь, еще останемся и поговорим.
И я принялся неторопливо снимать с плеч тамплиерский плащ, совсем неудобный в сражении с пьяными лудильщиками.
Тут Фьямметта, словно ястреб, вцепилась мне в руку.
– Отпусти!
– рявкнул я на нее.
– Прошу тебя, только не мешай!
Циклопий глаз Папы, вперившийся во Фьямметту, пылал вожделением. Посохи уже не подпирали епископов, а, оторвавшись от грешной земли, угрожающе покачивались в их руках. Медлить было нельзя.
– А вот мы сейчас проверим, откуда взялся такой ангелок, - проговорил Папа, придавая своему уже совсем хищному оскалу вид умильной улыбки. Проверим, где у него там флорины припрятаны вместо грешков. Нам-то известно, что должно быть у ангелочков за пазухой и вот тут.
Не успел он похлопать себя по срамному месту, как я ринулся в бой. Вмиг перевернувшись через голову, и тем ошеломив воинство, я вырвал посох из рук ближайшего ко мне и, на мой взгляд, самого крепкого верзилы и так треснул его по носу, что грязная физиономия сразу украсилась роскошной красной розой.
Опомнившись, преосвященные принялись вовсю размахивать и своим оружием. Я отбивал их удары, плющил уши и крушил челюсти, но и мне самому тут доставалось изрядно - пока только по плечам и лопаткам, а голову еще удавалось сберечь.
Внезапно раздался пронзительный крик Фьямметты. Обернувшись, я узрел, что двум пьянчугам удалось-таки проникнуть мне в тыл. Остальные теснили меня в сторону, а те двое свалили Фьямметту у стены навзничь и, придавив ей руки коленями, уже с остервенением разрывали на ней одежду. Ослиный Папа трясся от нетерпения, прыгая около них и задирая свой подол выше пупа.
Собрав все силы, я растолкал нападавших и, очутившись рядом с лудильщиком, ударил его палкой снизу, прямо между ног. Он завизжал, как резаный поросенок и откатился куда-то в сторону, а я, тем временем, успел достать посохом затылок одного из насильников, а другого, ближнего, схватив за шиворот, использовал в виде боевого тарана: основательная брешь в стене нам с Фьямметтой очень бы теперь пригодилась.
В тот же миг, однако, достали и меня самого. Я получил оглушительный удар по темени, второй - в скулу, и, наконец, пришедший в себя верзила с алой розой вместо безобразного носа, успел добраться до меня, пока я отмахивался от темных кругов, вертевшихся в моих глазах. Вместо благодарности за исправление природного недостатка он схватил меня сзади и с такой силой шлепнул об стену, что мне показалось, будто уже по другую сторону стены, не пользуясь никакой брешью, вылетела на улицу моя душа.
Однако мое бренное тело все еще не желало сдаваться. Едва не размозженное, лишившееся всех чувств, оно еще смогло повернуться и ткнуть палкой верзилу, попав ему наугад прямо в кадык. Тут враги принялись бы за меня вновь и наконец доломали бы и истолкли все мои косточки, если бы внезапно не раздался всевластный и громоподобный глас, в сравнении с которым все повеления Папы действительно показались натужным криком осла против спокойного рыка в меру разгневанного берберийского льва.
– Всем стоять!
– прогремел Юпитеров глас.
– Именем закона и народа Флоренции, стоять всем на месте!
И такую власть возымел тот глас над всеми сражавшимися в райском дворике, что епископы остолбенели, а моя душа, без всякого труда проникнув обратно сквозь стены, живо соединилась с моим телом, дабы скорее удержать его на месте и в стоячем положении.
Прозрев в единый миг, я увидел в устье дворика удивительную фигуру в очень широком балахоне плакальщика и в капюшоне, скрывавшем все лицо, кроме мощного, выдававшегося вперед подбородка. Рядом с неизвестным стоял пожилой, довольно упитанный священник, боязливо поглядывавший то на оцепеневших драчунов, то на таившего свою личность пришельца.
Воспользовавшись спасительной заминкой, я схватил Фьямметту и вырвал ее, и вырвался сам из зловещего кольца "преосвященных". Теперь с одной стороны было четверо - мы с Фьямметтой и двое необычных пришельцев, а с другой - полдюжины целых и полдюжины раненых негодяев.
Ослиный Папа закряхтел, и двое епископов помогли ему подняться с четверенек.
– А это что еще за пугало?!
– послышался его сиплый, однако все еще надо отдать должное его актерским способностям - слащавый и как бы совершенно доброхотливый голосок.
– Ну-ка, вытряхните из мешка этого горлопана. Хочу посмотреть, что еще за архангел свалился на наши головы.
Я крепко сжал в руках обломанный посох и был готов дать врагу последний отпор и умереть на этом оскверненном алтаре моей любви, но тут вдруг за нашими спинами послышались боевые кличи, раздался топот наступающей конницы, и во дворик ворвалось - правда, без коней - доблестное воинство тамплиеров во главе с маршалом Ордена Гвидо Буондельвенто.
Фьямметта вскрикнула от радости и захлопала в ладоши, а Гвидо принялся крушить всех деревянным мечом направо и налево, без разбора. Вероятно, кто-то, недавно заглянув сюда, успел оповестить Гвидо о том, что обижают его сестру и лупят самого комтура, и он, совершенно озверев от гнева, примчался жестоко наказать всех, кого застанет на месте преступления, кроме нас самих.