Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров
Шрифт:
Тут пришло мне в голову спросить Гвидо:
– А что он, денежные дела нечисто ведет?
– Не то, чтобы уж совсем нечисто, - вдруг замялся Гвидо, - а только уж больно хитро. Вроде и обмана нет, а глядишь, уже обобрал человека донага, как коза лавровый куст. Очень он дело запутывает, а когда в кости возьмется играть, тут уж ему везет, как самому дьяволу.
– Да хватит тебе поминать дома нечистого!
– рассердилась Фьямметта.
– И что вы все заладили про этого Сентилью, будь он неладен. Пора бы и получше найти себе занятие. Вот слушайте меня, дурного вам, синьоры, не посоветую. Тамплиеров нам сам Бог послал.
– Ну, теперь ты скажешь!
– разразился смехом Гвидо.
– Уж кто их послал, так о том ты сама не хочешь говорить.
– Да не про то речь!
– отмахнулась от него Фьямметта.
– Скрыть, кто ты есть на самом деле и кто тебя послал, под обличьем тамплиера как раз проще простого. Нашьем вам плащи, наделаем из сеток под шлемы катай, чтобы только одни глаза и остались, а уж шлемы я вам сооружу, как горшки, все обхохочутся, да и сам черт вас не узнает.
– Вот, сестренка, ты и сама на язык грешна, - уже хохотал Гвидо.
– Ах, оставь, братец, не до твоих шуток, - снова отмахнулась Фьямметта от своего брата, как от назойливой и очень большой мухи.
– У меня как раз завалялись куски старой свиной кожи и немного бумазеи. Шлемы из этого выйдут - не отличишь от настоящих. А потом нахлобучим их на ваши дурные головы... ой, простите, мессер! Короче говоря, Сентилье при всей его хитрости не разобрать, кто окажется около него, даже если вы, мессер, усядетесь ему на плечи.
И тут наследница древнего и славного рода тосканских нобилей Фьямметта Буондельвенто показала, на что она способна. Работа закипела и впрямь, словно в крепости, осажденной легионом врагов. Собственными ручками Фьямметта кроила священные плащи и пришивала к ним гнутые подобия орденских тавров. Две служанки день и ночь под ее присмотром сооружали из свиной кожи и бумазеи великолепные маршальские и комтурские парадные шлемы, а слуги, все еще испуганно сторонившиеся меня, строгали из досок деревянные мечи. Двое суток никто не сомкнул глаз, а к тому часу, когда наконец весь этот новоявленный цех флорентийских оружейников повалился в изнеможении, всяких лат, плащей и оружия хватало уже едва не на дюжину самых доблестных и самых широких в плечах тамплиеров.
Накануне праздника Золотого Осла мне пришлось еще потрудиться самому, изображая из себя пока не тамплиера, а некого незримого и бесплотного духа, способного, однако, выполнить работу тяглового жеребца. Почти никем не замеченным мне удалось-таки перетащить от реки к дому Буондельвенто два тяжеленных кожаных мешка.
– Что это?
– изумился Гвидо, волоча неподъемный груз по полу.
Последних сил мне хватило только на то, чтобы доползти до стены и, привалившись к ней спиною, произнести всего лишь одно слово:
– Золото.
Чуть растянув горловину одного из мешков, Гвидо заглянул внутрь, и у него подогнулись колени, так что он вместе со мной оказался на полу у стены.
– Святое Провидение!
– прошептал он.
– Да что же с этим делать?!
– Там золота тысяч на сто пятьдесят, - ответил я ему, переведя дух. Кое-что потребуется мне завтра, а остальное я хотел бы оставить под ваш присмотр, может на полгода, а может и на год. До тех пор, пока не устрою все свои дела. А потом мы с тобой, Гвидо, на эти деньги построим собор и красивый домик твоей сестренке.
– Собор?
– пробормотал Гвидо, смешно ворочая глазами.
– Да ведь не на один собор, а на целую Вавилонскую башню хватит. Такие деньги! Чтобы столько разом, я и в жизни своей не видал и могу поклясться, что и не всякий король видел. Где их хранить-то, скажите на милость? Ведь тут не банк.
– А спусти туда, куда уже один раз спускала меня твоя сестренка, посоветовал я.
– Там этим денежкам самое место.
Гвидо вытаращился на меня, и я мог понаблюдать за медленной метаморфозой самого совершенного недоумения в самую совершенную озаренность.
– Неужто прямо в дерьмо?!
– расплываясь в бескрайней ухмылке, уточнил он.
– А куда еще?
– развел я руками.
Стены и пол затряслись от громового хохота Гвидо, но этот хохот сразу оборвался, как только братца Фьямметты осенила другая мысль, довольно тревожная.
– А что если украдут?
– нахмурился он.
– Или, к примеру, не приведи Бог, меня и Фьямметту зарежут? Или же Чуму Господь нашлет? Или пожар?
– Дерьмо, как мне известно, горит плохо, тем более жидкое, - рассудил я.
– Потоп тоже не повредит. А уж если и вправду, не приведи Бог, что случится, то, главное, чтобы вы вдвоем остались живы, а золото пусть тогда провалится в преисподнюю, откуда оно и взялось.
Гвидо, отшатнувшись от меня, испуганно перекрестился, и я понял, что перегнул палку.
– Не бойся, друг мой, не то, чтобы я достал его прямо из Тартара, пришлось успокаивать хозяина дома.
– И колдовства тут никакого нет. Просто у меня есть веские причины, чтобы не слишком дорожить этим богатством. Пропадет - так не слишком огорчусь, хотя и подосадую. Пока не завершится мое путешествие, я хочу оставить деньги в добрых руках, - тут я сам не удержался и закатился смехом, - и в добром дерьме.
Гвидо ничуть не обиделся. Напротив, вскочив на ноги, он вытянулся столбом и приложил руку к сердцу.
– Клянусь вам, мессер, ни одна монета не прилипнет к моим пальцам, и я прикончу любого вора, который полезет туда.
– Тут Гвидо, сломавшись пополам, ухватился за живот, и вновь бухнулся на пол рядом со мной.
Мы с Гвидо еще накануне веселого праздника отсмеялись так, что до утра у обоих ломило челюсти и ныли ребра. Моим бедным ребрам пришлось вытерпеть еще много худших бед, но об этом речь пойдет дальше.
И вот наконец наступил "священный" день разудалого уличного богохульства.
Не успела завершиться обедня, как вновь по всему городу зазвонили колокола, только теперь звучали куда громче, веселей и даже игривей, нежели раньше, когда созывали граждан вольной Флоренции на поклонение их всемилостивому Творцу, Коему они обязаны были и нынешним бытием и грядущим вечным блаженством. Преисподняя, впрочем, порой тоже казалась свободному народу Флоренции местом не самого скучного времяпрепровождения.