Семь троп Питера Куинса
Шрифт:
Глава 14
ХУАН ГАРЬЕН
Проснувшись, Питер первым делом тщательно исследовал пол перед дверью и скоро нашел объяснение чуду. Он обнаружил, что по тому месту, где до этого вырезали букву, прошлись рубанком, а чтобы светлое пятно не бросалось в глаза, его затерли грязью. Исследовав и подоконник, выяснил, что и там буква стерта. Что это могло означать, если не отказ от угрозы со стороны Монтерея? Или буквы удалили, когда он схватился с Тигром, считая, что ему конец?
Вся история выглядела довольно странно. Питер
Злой Рок потянулся за Питером в прилегавший к конюшне небольшой корраль, и они принялись за игру, страшную для постороннего взгляда, — Питер, словно спасаясь от неминуемой смерти под копытами жеребца, как сумасшедший носился по загону, а тот, оскалив зубы, гонялся за ним. Шарахаясь из стороны в сторону, ему как бы удавалось избежать верной гибели и в конце концов под оглушительное радостное ржание жеребца он в высоком прыжке взлетал на спину Злого Рока.
Можно назвать это ребячеством, но в конечном счете парню было всего лишь двадцать два года. Отдышавшись и хохоча, Питер оглянулся и увидел, что вокруг них собралась большая аудитория. Мальчишки, девчонки, молодежь. Босоногие или с торчавшими из сандалий пальцами, они, восхищенно поблескивая глазами, тесным полукругом обступили корраль.
Оживление и шалости постепенно стихли.
— Наверно, матадор! — донесся до Питера тонкий девичий голосок.
— Но знаешь, — послышался другой, — конь-то только играл, как собачонка.
— А бывает дурной глаз?
— Тише! — шикнул кто-то постарше. — Еще услышит, и тогда…
Они испуганно замолчали. Вперед выступил пеон. Хорошо сложенный, с гордой осанкой, но в лохмотьях. Белая хлопчатобумажная рубаха, обтрепанные до загорелых колен белые штаны. На голове соломенное сомбреро. На тулье под лентой с одной стороны пучок оберток с кукурузных початков для закрутки сигарет, с другой для этой же цели — достаточное количество табачного листа. Подходя к ограде корраля, он как раз достал листочек обертки и растирал между ладонями лист табака. Закурил, но, заметив, что Питер обратил на него внимание, забыл о сигарете и, щедро улыбаясь, рассыпался в многословных приветствиях и похвалах.
— О, сэр, — лопотал пеон на ломаном английском, — совсем понятный, кто есть самый счастливый на весь мир, это он, кто имеет слово отводить пули и другое слово заколдовать кони.
— Значит, ты уверен, что я могу отводить пули? — серьезно спросил Питер.
— Разве Тигр не промахнулся? — вопросом на вопрос ответил тот.
— Если точнее, — заметил Питер, — он промахнулся, потому что я споткнулся.
— О да… о да! — воскликнул, волнуясь, пеон. — Сеньор будет это сказать. Он будет это объяснять. Однако мы все знаем! Если он только упал, разве Тигр не остановился и не убил, когда он лежал? Однако нет! Мы видеть и понимать! Тигр испугался, когда сильный слово отвел его пулю!
— Пускай будет по-твоему, — согласился Питер, свертывая сигарету и слегка пришпоривая пятками Злого Рока.
— И конь тоже! — замахал руками пеон.
Питер пожал плечами. Если ему хотят приписать сверхъестественную силу, почему бы не извлечь пользу из столь странных правил игры?
— Прикажи ему спуститься ко мне, — лукаво крикнул пеон, указывая пальцем на небо.
Питер Куинс глянул вверх. Высоко в бледно-голубом небе зависло крошечное черное пятнышко — пернатый хищник высматривал добычу.
— Думаешь, я могу заставить его спуститься? — спросил Питер.
— Конечно, сеньор.
— Заверяю тебя, что это не в моих силах.
Собеседник огорченно сник, но потом, глядя на Питера, многозначительно улыбнулся.
— Жалею, что у сеньора нет эта сила, — покачал он головой. — И все равно жалко другой американо.
— Я верну его целым и невредимым, — солгал Питер Куинс, чувствуя, что нельзя без конца обманывать ожидания пеона.
Парень вдруг повернулся к обступившим их ребятишкам:
— А вы что тут делаете?! Быстро домой, все до единого. Сеньору надоело на вас смотреть. Если не уйдете, он позовет ястреба, и тот выклюет вам глаза.
Детишки, визжа от страха, бросились врассыпную.
— Зачем ты их мною пугаешь? — запротестовал Питер.
— Спокойнее, когда дети тебя боятся, чем когда любят, — ответил пеон.
— Ты умный малый, — похвалил Питер.
Тот отвесил легкий поклон.
— Где ты научился таким манерам?
— У меня есть глаза.
— Как тебя зовут, приятель?
— Хуан Гарьен.
— Скажи мне, Хуан, какого черта ты все утро увиваешься вокруг меня?
— А-а, — хитро ухмыльнулся Хуан, — хочу близко наблюдать человека, сделавшего такое великое дело.
— Такое уж великое дело встретиться с Тигром и остаться в живых, чтобы рассказывать об этом?
— Конечно, сеньор это знает. Он первый.
— Хуан, ты здесь не из-за этого.
— А из-за чего же? Зачем еще мне видеть сеньора?
— Скажи сам, Хуан.
— Хорошо, нужно говорить правду. Но у тебя глаз, как у того ястреба. Видишь меня насквозь, видишь мое сердце. А правда в том, сеньор, что я голодный и мне нужен завтрак.
— Позавтракаешь, Хуан.
Он бросил Хуану Гарьену блестящий серебряный доллар. Тот поймал монету на лету и потер между ладонями, будто желая убедиться, что она не фальшивая. Потом, сняв шляпу, прижал ее к груди.
— Сеньор, — торжественно произнес он, — да хранит тебя Пресвятая Дева!
— Не сомневаюсь, — ответил Питер Куинс, — что ты все еще врешь, Хуан. Однако я предпочел бы позабавиться, чем оказаться правым.
Хуан Гарьен расплылся в улыбке.
— Тебе стало на доллар веселее, — лукаво пропел он, — а я стал на доллар богаче. Адью!