Семен Палий
Шрифт:
Палий схватил нитку.
— Ой, дяденька, не надо… мамка… — заплакал мальчик.
Палий оборвал нитку, взял мальчишку на руки, прижал к груди. Он чувствовал, что сейчас заплачет. Заплачет впервые в жизни.
— Где твой отец? — тихо спросил он, поглаживая мальчика по голове.
— Нету, убили таталы… — и вдруг добавил совсем по-взрослому: — В бою погиб.
С мальчиком на руках Палий вышел во двор, который густо зарос травой — видимо, коровы во дворе давно не было. С огорода по узенькой тропке к хате шла невысокая женщина в полотняной юбке.
— Мама, — сказал мальчик.
И вдруг Палию стало стыдно. Он почувствовал, как кровь прилила к лицу, как набухли вены на висках. Захотелось поставить мальчика на землю и кинуться на улицу, убежать подальше от этой нищеты, в которой и он в какой-то мере был повинен. Но он подождал, пока женщина подошла ближе, и опустил мальчика.
— Почему ты в такой бедности живешь?
— А как же, пан полковник, мне жить? — спокойно ответила женщина. — Кто с мужьями, те лучше живут.
— Земля у тебя есть?
— Что мне с ней делать? Видно, так уж суждено мне — весь свой век в наймах прожить.
— Завтра придешь к полковому судье Семарину, запишешься. С этого дня я объявлю универсал про помощь вдовам. И когда у вас, у вдов, в чем недостаток будет, смело приходите ко мне.
Палий круто повернулся, вышел со двора и зашагал к городу. Дойдя до восточных ворот, заглянул в землянку, где всегда отдыхала сменная стража.
В землянке никого не было. Часовых он нашел на куче бревен за недавно поставленными стенами новой хаты. Они сидели вместе с плотниками. Упершись одной ногой в отесанное бревно, среди них стоял Часнык и разбирал по складам какую-то бумагу. Все сидели спиной к Палию, и никто не слыхал, как он подошел. Палий остановился и прислушался.
«Сим универсалом упреждаю, чтобы вы, когда сей универсал придет в какую из ваших сотен, помянутого Палия без проволочки оставили. Ежели так учините, то я заверяю вас, что без задержки и обмана наравне с другими покорными получите платье, жалованье и довольства все, а ежели будете в своем заблуждении оставаться, в таком разе решился я истребить вас, как врагов его королевской милости. Станислав Яблуновский, каштелян краковский и гетман коронный».
— Хвастун лядский, дурень варшавский, — добавил Гусак.
Кто-то засмеялся.
Часнык собирался заговорить, но, заметив Палия, смутился, словно его застали за каким-то нехорошим делом.
— Где взял? — спокойно спросил Палий и протянул руку за универсалом. Быстро пробежал его глазами. — Так, говоришь, какой-то казак с Полесья принес? Надо его всем прочитать.
— Как это — прочитать? — поднялся Цвиль. — Да с такой поганью и до ветру итти срам.
— До ветру или нет, то сход обсудит. Созовешь, Карпо, сход. Я выйду и поведаю о том, что скажут послы коронного. Сегодня они должны прибыть.
Когда Палий вернулся домой, послы уже дожидались его.
Он прочел письмо Яблуновского и улыбнулся, вспомнив заискивающее письмо короля и коронного гетмана в прошлом году. Они предлагали ему совместный поход на татар, обещали прислать тысячу турецких червонцев, лишь бы только Палий принял присягу польскому королю и не разорял поместья шляхтичей. Даже намекали на какой-то высокий титул, ждавший полковника в этом случае.
— С чего это гетман сменил милость на гнев?
Драгунский капитан, возглавлявший посольство, словно не замечая насмешки в голосе Палия, строго начал:
— Ты ослушался короля, твои казаки опять напали на поместья шляхтичей. А в последнее время совсем обнаглели и выгнали коронного референдария пана Щуку из Козаровской волости. Ты служишь не Польше, а Москве. Коронный гетман приказал передать, что ты на польской земле поселился в одной дырявой свитке, а сейчас выше лба нос задираешь.
— Страсть как напугал! Куда же мне теперь деваться?
— Мы не кумедии слушать приехали. Коронный гетман требует ответа!
— Не на польской земле я поселился. Поселился я в вольной казацкой Украине, на которую Речь Посполитая не имела и не имеет права, а имею право я, Палий, как казак и гетман казацкий. Так и передайте!
Капитан круто повернулся, взмахнув полой застегнутого до самой шеи длинного кафтана, и пошел со двора. Один из его свиты задержался в комнате, кинув Палию какую-то бумагу, и исчез за дверью, шепнув лишь: «От пана полковника Гладкого».
Гладкий подтверждал в письме то, о чем еще два дня назад сообщили гонцы из Полесья. Вновь избранный региментарий Вильга по приказу коронного гетмана подошел с войском к Припяти. Сам Вильга расположился в Чернобыле. У региментария пятьдесят хоругвей: валахских, панцырных, гусарских, да казацкие полки Яремы Гладкого, Искрицкого, Килияна. Ярема Гладкий доносил еще, что к Вильге идет также отряд немецкой пехоты и артиллерия, а какой-то игумен, из боязни не назвавший себя, уведомил его, что гарнизон Белой Церкви тоже усилен.
Палию было над чем задуматься: против него развертывалось большое наступление.
Обо всем этом Палий рассказал на раде. Казаки единодушно требовали выступить против региментария. Особенно возмутило их то, что с поляками были и казачьи полки.
Расходились, когда с выгона уже возвращалось стадо. Палий и Андрущенко прижались к тыну, пропуская скот. Медленно проходили коровы. Овцы трусили, дробно пощелкивая копытцами, и терлись о ноги Палия и Андрущенко. Но вот проехали на лошадях пастухи со свернутыми бичами в руках, и казаки двинулись дальше.
— Стада какие! Завидуют вражьи ляхи нашим достаткам…
— Свернем в переулок, — перебил его Палий, — вон опять табун идет, измажут кони. Жинка заругает, скажет — в «кавуны» с детьми играл. Через этот двор выйдем стежкой к валу.
— Погоди, впереди табуна, кажись, казаки едут. А с ними еще кто-то. Ей-богу, татары!
— Чего их нечистый несет? Иди один, верно опять какое-нибудь посольство. Я пойду к себе.
Едва Палий успел надеть кунтуш и подпоясаться, как в ворота въехали всадники. В дом вошел Савва.