Семена прошлого
Шрифт:
Часом позже, к моему облегчению, она погрузилась в глубокий сон, будто знала, что во сне ее спасение.
Я поспала буквально несколько минут, когда внезапно в мою спальню вошла Синди, уселась и стала ерзать на моей кровати, дожидаясь, когда я открою глаза. Я увидела ее лицо, обняла ее и заплакала вновь вместе с ней.
— Что с ним, мама? Скажи, все будет хорошо?
— Милая Синди, с ним сейчас отец. Ему была необходима операция. Теперь он в отдельной палате, спит после наркоза. Когда он проснется, Крис будет с ним. Я собираюсь чего-нибудь перекусить и снова ехать к нему в город. Я прошу тебя остаться с Мелоди…
Я уже решила, что поеду без Мелоди: с меня хватит ее истерик.
Синди внезапно запротестовала, уверяя, что хочет поехать сама и увидеть Джори. Я отрицательно покачала головой:
— Мелоди очень тяжело переживает все случившееся, и в ее состоянии нельзя ехать обратно в госпиталь; по крайней мере до тех пор, пока мы не узнаем правду о состоянии Джори. Я никогда еще не видела столь истеричной женщины, так боящейся больниц. Кажется, она считает госпиталь чем-то сходным с похоронным бюро. Прошу тебя, останься, скажи ей что-нибудь, чтобы она успокоилась, понаблюдай, чтобы она что-нибудь съела. Дай мир ее душе, она нуждается в успокоении, а я позвоню вам по телефону, как только узнаю что-нибудь.
Я прошла к Мелоди и застала ее столь глубоко спящей, что поняла: я приняла правильное решение.
— Объясни ей, Синди, почему я не стала дожидаться, пока она проснется…
К госпиталю я ехала очень быстро.
Из-за того, что Крис был врачом, я весьма часто ездила по госпиталям, провожая Криса, встречая его, встречаясь с ним там, чтобы вместе съездить в гости, навестить некоторых его пациентов, с кем он сохранял дружбу. Мы доставили Джори в лучший госпиталь в штате. Коридоры были широкие и светлые, окна были огромные, везде множество цветов. Госпиталь был начинен самой современной диагностической аппаратурой. Но комната, в которую поместили Джори, была крошечной, как, впрочем, все палаты в этом госпитале. Окно было столь высоко, что в него не было видно ничего, кроме центрального въезда и другого крыла здания.
Крис все еще спал, хотя сестра сказала мне, что он приходил взглянуть на Джори раз пять за мое отсутствие.
— Он очень преданный отец, миссис Шеффилд.
Я смотрела на Джори, который был закован в тяжелый гипс; на его ноги, которые не были скованы, но не двигались.
Внезапно сзади меня обняла чья-то рука, и теплое дыхание Криса коснулось моей шеи.
— Разве я не приказывал тебе оставаться дома, пока я не позвоню?
Я вздохнула с облегчением: Крис был со мной.
— Но как я могу не быть здесь, Крис? Я должна знать, что произошло, иначе я не смогу заснуть. Скажи мне правду, теперь здесь нет Мелоди, которая упадет в обморок.
Он тяжело вздохнул и повесил голову. И лишь тогда я заметила, как сильно он устал, и что он одет в тот же забрызганный кровью вечерний костюм.
— Кэти, новости нехороши. Я не хотел бы говорить до того, как побеседую еще раз с его хирургами и лечащим врачом.
— Не тяни! Я желаю знать правду! Я — не пациентка, которая должна думать о враче, как о всемогущем Боге. Скажи: у него перелом позвоночника? Будет ли он ходить? Отчего он недвижим?
Крис вытащил меня в коридор, на случай, если Джори лежит с закрытыми глазами и слушает нас. Он тихо закрыл за собой дверь палаты и провел меня в помещение, куда входить дозволялось лишь врачам. Он встал, возвышаясь, надо мной, предварительно усадив меня в кресло, и предупредил, что разговор предстоит печальный.
— У Джори поврежден позвоночник, Кэти. Ты угадала. Слава Богу, повреждение прошло достаточно низко и не задело верхних позвонков. Он сможет владеть руками, а рано или поздно возобновится контроль мозга над мочевым пузырем и кишечником, но сейчас эти части организма, так сказать, в шоке.
Он замолчал.
— Позвоночник?! Скажи же мне тогда, что неповреждено.
— Нет, ничего не раздавлено, позвонки в целости, — неохотно уточнил Крис. — Но наступил паралич ног.
Я примерзла от ужаса к полу. О, нет! Только не с ним, только не с Джори! Я разрыдалась, подобно Мелоди, утеряв всякий контроль над собой.
— Он никогда не сможет ходить? — прошептала я, чувствуя, как бледнею и слабею. Голова закружилась. Когда я открыла глаза, я увидела возле себя коленопреклоненного Криса, держащего меня за руки.
— Держись… Надо радоваться, что он жив. Это — главное. Но ходить он больше не сможет.
Мне казалось, что я погружаюсь все глубже и глубже в хорошо мне знакомое море отчаяния. Одна и та же мысль, как хищная рыба; терзала и терзала мой мозг, доводя до исступления, разрушая мне душу.
— Но это же означает, что он не сможет больше танцевать… не сможет ходить, не сможет танцевать… Крис, что же с ним будет?!
Он притянул меня к себе и зарылся головой в мои волосы, раздувая их своим дыханием:
— Но он жив, милая моя. Он будет бороться — и выживет. Разве мы все не так же боремся с трагедией? Мы в конце концов принимаем все как есть — и берем от жизни то, что можем взять. Мы забываем то, что у нас было вчера, концентрируемся на сегодняшнем дне. И если мы сможем научить Джори, как принять то, что случилось, мы сохраним нашего сына, мы вернем его себе таким, каков он есть: деятельным, интеллигентным, душевно здоровым.
Я продолжала рыдать. Крис гладил меня, нежно касался моего лица, стараясь успокоить.
— Мы должны быть сильными, дорогая, для него, ради него. Плачь сейчас, потому что, когда он откроет глаза и увидит тебя, ты не должна плакать. Нельзя показывать жалость. Нельзя падать духом. Когда он проснется, он посмотрит в твои глаза, он прочтет твои мысли. Все, что отразится на твоем лице, все это он примет за показатель своего состояния. Он будет опустошен, поражен тем, что с ним случилось, и мы оба знаем это. Он захочет умереть. Он вспомнит своего отца: как Джулиан сам запланировал и организовал свою смерть, и нам надо помнить об этом. Необходимо будет поговорить с Синди и Бартом, объяснить им их роли в процессе выздоровления и адаптации Джори. Нам надо укрепить семью, собраться всем воедино — во имя Джори, потому что его пробуждение будет трагично, Кэти.
Я кивнула, стараясь удержать слезы. Мне казалось, я сама — Джори, потому что я знала: каждое его мучение будет и моим.
Крис, все еще держа меня в объятиях, продолжал:
— Джори сосредоточил всю свою жизнь на балете, но он никогда больше не вернется в балет. Нет, не смотри с надеждой, Кэти, никогда! Есть еще надежда, что, окреп-нув и натренировавшись, он сможет подняться на ноги и подтягиваться на костылях… но он никогда не станет ходить нормально. Прими это, Кэти.
Нам надо убедить его в том, что его душевный мир не изменится с неспособностью двигаться, что он — та же одаренная личность. И, самое главное, надо убедить себя, что он — тот же… и мы тоже, потому что многие семьи после подобных трагедий меняются, распадаются. Некоторые начинают слишком жалеть больного, некоторые — ощущают к нему враждебность, злятся друг на друга… Нам надо ухитриться остаться посередине и помочь Джори выдержать это.