Семёнов-младший и его дед
Шрифт:
Домой, в подвал, оба вернулись возбуждённые, весёлые. Расставили подарки: репродуктор «Москвич», детский конструктор, две чашки с видами ВСХВ.
— Теперь ты, как всегда, будешь ходить в школу, а у меня на всю жизнь одни сплошные каникулы остались, шутил дед.
— А ты совсем-совсем не будешь работать?
— Нет. Отработал своё. Ничего, на леденцы тебе столько же будет, глупый.
Ночью дед вёл себя странно: зачем-то выходил осматривать двор, возвращался и бормотал вслух окончания фраз.
Под утро он долго кашлял в кулак, чтобы не разбудить Семёнова-младшего, а когда тот проснулся, дед устало сказал:
— Слышь-ка, пойдёшь в школу, загляни в контору, скажи, мол, Семёнов просил зайти. Вчера, дескать, лишку хватил и занедужил.
Вернувшись из школы, Семёнов-младший не нашёл деда. Только у самого выхода лежало старое кашне деда, которое неизменно висело у деда на шее, даже если он и не был в пальто. Кашне было всегда в таком виде, будто чулки в резиночку Семёнова-младшего повесили сушить на дедовскую шею. Увидев кашне, Семёнов-младший всполошился, испуганно заплакал, а к вечеру, едва поспевая за домоуправом, шагал в интернат.
Большое светлое здание ошеломило Семёнова-младшего. Оно сразу было похоже и на школу и на Дворец пионеров. Здесь всё было необычно. От светлых, цвета какао парт до словно бархатной доски, завешанной тёмной марлей.
Семёнова-младшего провели на 3-й этаж, где находилась спальня мальчиков.
— Ну вот, хозяйствуй! сказал домоуправ, поглядев на большую кровать, деревянную тумбочку и коврик. В воскресенье пойдём в больницу деда навещать, расскажешь.
Прошла неделя, за ней ещё две. Каждое воскресенье ходил в больницу
Семёнов-младший. Уже с субботнего вечера он обязательно оставлял для деда кусок домашнего пирога и здесь, в больнице, сидя на кровати, ел его вместе с дедом, рассказывая об интернатских новостях.
— У нас, знаешь, деда, на каждой лестнице через пять ступенек цветы стоят.
— Красиво, должно быть.
— Да не для красоты вовсе. Воспитательница говорит, что мы всё живое с детства любить должны. Вот бежит мальчик, перепрыгивая через ступеньки. Задел горшок, разбил. Цветок погиб. А он ведь живой. Жалко цветка, так и к животным. У нас там целый живой уголок.
— Ишь ты! Придумали. Хорошо-о! крякал дед, довольно глядя на внука. Я вот скоро приду домой, мы с тобой собаку заведём. Пойдём на птичий рынок голубей купим и собаку.
— Он, деда! только и вымолвил с восторгом Семёнов-младший.
Но прошли месяцы. Дед давно выписался из больницы, а в своём подвале коротал длинные вечера одни. Пробовал он внука брать на неделю домой. Внук грустил, а по вечерам вместо урока из дощечек, пластилина и песка всё строил, строил, изредка с укором глядя на деда. Дед сначала злился на интернат, воспитателя, а потом стал ненавидеть дом, в котором родился, дом, в котором жильём ему был подвал. Подвал не ровня громаде-интернату. Вот внук и тянется туда… Сидит в подвале с дедом, а сам всё дом строит, где подвала нет. Поди объясни ребёнку, что дому подвал необходим, не станет слушать.
Да и зачем объяснять: пусть живёт светло, радостно в интернате. Горько было, одиноко Семёнову-старшему у себя одному коротать зимние будни.
А по воскресеньям теперь он ходил навещать внука в интернат. Там ревностно слушал рассказы о ребятах, друзьях Семёнова-младшего, недовольно ворчал и при каждом прощании говорил:
— Ладно, покамест поживи. Только не балуй.
Уходил дед, брёл один по улицам и сосредоточенно думал. Никому он не раскрывал своих дум. Но как-то в контору зашёл Семёнов-старший. И то, что он попросил, всех удивило и озадачило.
— Вы что, Афанасий Андреевич, на работу собрались, что ли?
— Да!
— Любопытно, куда же? Неужели на пенсии скучно жить стало?
Семёнов-старшей посмотрел на домоуправа и тихо, с укоризной, дескать, негоже шутить, когда речь идёт о жизни, сказал:
— Пенсию вы не трогайте. Это дело замечательное, государственно нужное, только ведь и в работе руки нужны всякие: молодые или старые. Всё одно. При строительном управлении работать буду. Дом без подвала строить хочу. Простите, оговорился, внучок так говорит. С подвалом, конечно, только подвал для всего, окромя людей.
Семёнову выписывали справку одну, другую, но он больше не проронил ни слова.
Домоуправ тоже молчал, глядел на кряжистую спину старика и видел почему-то за ней внука, Семёнова-младшего. Мальчишку с большими вдумчивыми глазами. Мальчишку, заставившего деда строить «дом без подвала», а его, домоуправа, при прощании с дедом уверенно сказать:
— Отчаялись преждевременно, Афанасий Андреевич. Дом наш снесут, снесут обязательно.
_____________