Семёновский маньяк
Шрифт:
– Поройся в Интернете.
– И что я там найду? Броские газетные заголовки? Рассказы о том, как в детском садике ты играл с девочками в «доктора», что свидетельствует о твоих маниакальных наклонностях?
Я задохнулся… Она бьёт в «десяточку»! Такое впечатление, что прошла через это сама. Только одного она не понимает: тогда, два года назад, когда на меня ополчился весь мир, я не был психом – я был напуганным, попавшим в непонятки пацаном. А сейчас я настоящий псих! Невозможно выжить на зоне, оставаясь «белым и пушистым». Я вернулся, одержимый ненавистью и презрением. Я разучился доверять
Она всё ещё смотрела на меня в ожидании ответа.
– Может, ещё по соседям поспрашивать? – она уже злилась на моё молчание. Пускай злится, лишь бы не боялась.
Не дождавшись от меня ни слова, она схватила с песка свои кроссовки и побежала в гору.
Может, я уже и не всех так ненавижу?
Глава 6
Мама сегодня вышла на работу после отпуска. Вернулась окрылённая. Ей очень нравится детский сад. В этом году она берёт первую младшую группу – малышей от полутора лет.
– Конечно, с ними хлопотно, – рассказывает мама, – но они такие… просто ангелочки. Там есть девочка-мулатка, такая хорошенькая! Ещё два мальчишки – как день и ночь: один сероглазый блондин со смуглой кожей, а другой брюнет, а кожа белоснежная. Блондинчик так и светится, всё время дергает за юбку и пытается что-то рассказать на своем непонятном языке. А брюнетик, наоборот, суровый, сосредоточенный и молчаливый. Но оба такие смышленые и просто красавчики! А ещё…
Мама готова говорить о своих малышах часами. Ещё когда работала инспектором, дома её было не застать: она так переживала за детишек из неблагополучных семей, что постоянно была в каких-то рейдах, за кого-то хлопотала, кого-то куда-то устраивала. В доме звучали фразы, наподобие: «Снегирев опять запил, надо детей в лагерь отправить», или: «У Фроловых мать в больнице, а отец на вахте. Не могу бабушке дозвониться».
Юлька слушала мамины излияния с обычной своей ухмылкой:
– Ладно, Татьяна Игоревна, уговорили, берём. Чур, я выбираю себе беленького, а Ксюха пускай черненького берёт.
– Куда берёт? – запнулась мама.
– Ну, Вы их так рекламируете! Были бы хоть школьники, мы бы подождали чуть и замуж за них вышли. А так усыновлять придётся.
Мама поняла, что Юлька шутит над её восторгами, и строго посмотрела на меня:
– Замуж выйдешь – с внуками не затягивайте!
– Так точно! – я взяла под козырёк. – Можно уже сейчас приступать?
– Я же сказала: когда замуж выйдешь!
– Так и я о том же: надо ещё мужа найти.
– У тебя же, вроде, парень был? – подозрительно прищурилась мама.
– Сплыл, – буркнула я.
– Как же так?
– Не переживай, мамуль, я же не переживаю. Значит, ещё краше найду.
– О! – оживилась Юлька, – Тогда бери этого вашего маньяка. Краше уже некуда. Я бы себе взяла, да он, вроде, Машке подмигивал. Правда, она на это время в соляной столбик превратилась, мимикрировала под местность.
– Ага! – засмеялась я, вспомнив, как Егор в шутку напугал Машку ещё больше.
– Эх, дурёха! – вздохнула подруга. – Не понимает своего счастья.
– Я не поняла: вы о чём? – вмешалась мама.
– Да маньяка тут встретили по дороге со станции, – пояснила Юлька.
– Ксю-у-уш!? – мама вопросительно уставилась на меня. Пришлось объясняться:
– Парня посадили, его родители уехали отсюда, ты у них через агентство купила дом.
– Об этом я успела узнать, – отмахнулась мама. – Вас-то где угораздило с ним столкнуться?
– Шли со станции, велосипед сломался, он починил, – успокоила её Юлька. – Мы с ним даже не разговаривали.
– Я разговаривала. Два раза, – спокойно сообщила я.
– Где? Когда? – одновременно задали вопросы мама и подруга.
– Первый раз две недели назад. Он меня из воды вытащил, подумал, что я тону. Второй раз – сегодня утром на пробежке.
– Он тоже бегает? – вкрадчиво поинтересовалась Юлька.
– Бегаю я, а он купается по утрам, чтоб люди не шарахались. В мою сторону даже не глядел, я сама к нему подошла и заговорила.
– И?..
– Что «и»? Как видишь, живая, не расчленённая и даже не изнасилованная! – фыркнула я.
Мама, задумчиво наблюдавшая за нашим диалогом, сказала:
– Его судили не за изнасилование.
– А за что? – теперь уже мне любопытно.
– За растление.
– Это сколько же ей было? – поинтересовалась Юлька.
– Пятнадцать, вроде.
Я зажмурилась. Не хочу это слушать! В пятнадцать лет, конечно, некоторые девчонки так выглядят, что мне, мелкой, и не снилось. А если накрасятся… Взглянуть бы на эту красоту, от которой потерял голову такой парень. Надо же! Я ей даже не сочувствую. Я просто… Постойте, ревную что ли?!
– Мам, раз уж мы выяснили, что насилие нам не грозит, а растление, в силу преклонного возраста, невозможно в принципе, то разреши, пожалуйста, Егору топить баню. Они с отцом её специально строили, чтобы парить деда с его ревматизмом. Мы ведь всё равно ею не пользуемся.
– Вы с ним говорили об этом?
– Ну да…
– А ещё?
– Он не особо разговорчивый. А от девушек вообще старается держаться подальше.
– Неудивительно.
– Ну, так я скажу, что ты разрешила?
– Я сама скажу.
Юлька встала и потерла руки:
– Напрасно я думала, что в деревне отдохну от бурной жизни. Здесь мне точно скучать не придётся.
Глава 7
Если бы пару лет назад кто-нибудь сказал мне, что я буду так тосковать по деревенской работе, я бы только усмехнулся. Но сейчас я просто кайфую, когда беру в руки шланг и поливаю огород, мне нравится надрывный треск и вибрация косы-триммера. А когда сегодня утром колол берёзовые поленья для бани, то на целый час забыл обо всём. Дровами всегда занимались мы с дедом у него во дворе, поэтому мне казалось, что я вернулся в позапрошлое лето, что сейчас с чердака по лестнице спустится отец с двумя дубовыми вениками под мышкой. Что в задних воротах покажется мама с чистой одеждой для нас и, как всегда, строгим голосом предупредит: «Не вздумайте опять голышом к речке бегать, прикройтесь хоть полотенцем!» Мы, как всегда, пообещаем и, как всегда, побежим голышом. Все трое. А зачинщик – дед.