Семерка
Шрифт:
— Это я вышел перекурить с паном, — сообщил паренек, вытаскивая LM Lights. — Закурит пан элемчика? Или курите чего-то покруче? Оно не все элемы любят.
— А давайте, — сказал ты, вытащил одну сигарету и прикурил от его зажигалки. Пару минут вы глядели, как дым клубами поднимается над гравием, над кирпичной стенкой.
— А вот скажите, — начал ты, — вот почему, раз Швеция такая клевая, то для себя здесь, — показал ты на стенку с «маргариновыми» горшками, — вы поставили что-то подобное. Паскудное. Разве нельзя было чего-нибудь красивого?
Паренек поглядел на стенку и задумался.
— Ну… — наконец сказал он, — так оно ведь это
— Зачем тогда вы вешаете себе Швецию?
Тот повернулся к тебе с удивленными глазами. Они блестели, словно у кролика.
— А потому что красивая.
— А разве Польша не может быть красивой?
Тот усмехнулся.
— Эх, пан… Польша — это Польша.
Вы уставились на стенку, на Луну, которая, несмотря на то, что ночи еще и не было, уже висела над малопольскими возвышенностями, словно апельсиновая лампа из Икеи.
— Стенку брат поставил, — сообщил через какое-то время кассир. — У брата вообще большая часть паев фирмы. И у его жены. А что у меня… так, децл процентов. Так что, на кой оно мне… Какое мне дело до стенки. Но, говоря по правде, совсем она и не красивая…
* * *
Бар «Гурман» выглядел именно так, как может выглядеть бар «Гурман» при национальном шоссе. Окна арочкой, оно, вроде как красивше, стильней, ну, древней что ли, средневековей. Ну, если так, подумал ты, тогда они замечательно совпадали со стенкой во дворе, но эффект средневековья портила оранжевого цвета штукатурка, которой бар «Гурман» был весь просто обмазюкан. И еще зеленая волнистая жесть на крыше. И желто-красная вывеска. И лебеди из разрезанных и выкрашенных белой краской шин на газоне.
Ты вошел вовнутрь. В ноздри ударил запах жареного и с дымком. На узеньких бумажных полосках, прикнопленных к доске из ДСП, было написано:
ХОДДОГ 5 ЗЛРП[87]
ЗАПЕКАНКА ОТ ГУРМАНА 5 ЗЛРП
ЗАПЕКАНКА ОБЫЧНАЯ 4 ЗЛРП 50 ГР
(здесь за «ГР» кто-то как-то робко, карандашом, приписал маленькими буквами: «рп»).
БИГУС[88] 7 ЗЛРП
ЖУРЕК[89] С ЯЙЦОМ 7 ЗЛРП
ЖУРЕК С ЯЙЦОМ И КОЛБАСОЙ 9 ЗЛРП
ФЛЯЧКИ[90] 9 ЗЛРП
ГУЛЯШ С ШАМПИНЬОНАМИ 10 ЗЛРП
ДЕВОЛЯЙ 14 ЗЛРП
ШНИЦЕЛЬ 14 ЗЛРП
БЛИНЧИКИ ПО-ВЕНГЕРСКИ 19 ЗЛРП
ЧАЙ, КОФЕ 4 ЗЛРП
— Водка у вас имеется? — спросил ты у продавщицы.
— Имеется, — ответила та.
— Тогда дайте с чаем.
— С сахаром и лимоном? — спросила та, вытирая руки о фартук.
— Ага, пожалуйста.
— То есть, скалолазку[91].
— Пускай будет скалолазка.
— Присаживайтесь, я позову.
Ты огляделся по темному залу, заставленному деревянными лавками. На стене висела еще довоенная картинка с Ангелом-Хранителем, спасающим ребенка от падения со скалы, хотя уже за то, что он разрешил тому же ребенку вскарабкаться на такую опасную скалу, ему следовало так начистить задницу, чтобы перья во все стороны полетели. На другой стене — какая-то общая картинка. Общий такой пейзаж. Дорога в грязи, деревца, мужики в сукманах[92].
«Именно так, в общем, — подумалось тебе, — именно так Семерка и выглядела. Так что здесь все адекватно».
Под картинкой сидела какая-то девушка. Бигос она уже съела, пластиковая тарелочка с остатками капусты была пуста; девица допивала чай. Она глядела в окно, в синеющий Праздник Усопших за стеклом. Всматривалась в автомобили, едущие по Семерке: ауди, форды, опели, хонды, тойоты. Новый подвижный состав польских шоссе, по которым еще недавно не ездило ничего, кроме маленьких и больших фиатов. И тяжелых коровищ полонезов; а еще жуков и ныс. Иногда попадалась лада, чуть пореже — волга или шкода. Еще имелись трабанты, вартбурги, дачии и заставы. Короче, весь СЭВ. Ну а если ехала какая-нибудь западная машина, то когда она парковалась, тут же подбегали дети и глядели на спидометр. И ты тоже в свое время пялился. Тебя доебывало то, что у родимых, восточных автомобилей было только 180 км/час, а у западных всегда 220, случалось — 240 и даже 260 или 280 — и хотя было известно, что ни один из них настолько не разгонится, все равно, впечатление производило. И никогда, будучи ребенком, помимо этого не мог ты понять, ну почему форды, фольксвагены и датсуны такие красивые, а польские машины — нет. Ну ведь, размышлял ты, чтобы спроектировать чего-то красиво, денег не нужно. Ведь только деньгами тебе поясняли тогда все различия между востоком и западом Европы. Они деньги имеют, а мы — нет. Все просто. Потому что у них капитализм, а у нас — социализм. Ну ладно, думал ты, у капиталистов имеется больше капитала, это даже из названия следует, нормалек, но, не доходило до тебя, ну почему, курва, социализм не может спроектировать красивых автомобилей?
Рядом с девушкой стоял рюкзак. На ее ногах — туристические ботинки. Не очень длинные волосы, с боков подбритые. Как у Джейсона Ньюстеда из «Металлики» в девяностых. На польку она не походила, но ты понятия не имел, откуда родом она могла быть. Потому что не походила она ни на немку, ни на шведку, американку и — тем более — на британку. Быть может, чуточку на француженку, возможно, чуточку, на венгерку. И ты понятия не имел, почему. Откровенно ты на нее не пялился. Так, поглядывал время от времени.
— Чай заберите! — раздалось возле бара.
Ты поднялся с места.
— С водкой! — раздалось в качестве продолжения.
Девушка усмехнулась и быстро глянула на тебя. Она носила очки в толстой красной оправе, из-за чего ее лицо выглядело как-то игрушечно. Ты тоже усмехнулся.
— Тебя подвезти куда-нибудь? — спросил ты. — А то я вижу, у тебя рюкзак. Ездишь автостопом?
— А ты ездишь после водки? — спросила она, указывая игрушечно-очковым взглядом на исходящую паром чашку у тебя в руке. Акцент у нее был восточным, но не русским, украинским или белорусским. То был польский восточный акцент.
— О, — сказал ты. — Нет, — прибавил.
— Тогда как ты собираешься меня подвозить?
— Сегодня, — приложил ты палец к губам, — случай исключительный. Завтра у меня очень важная встреча. Так что нужно.
Девица скривилась.
— Я как-то раз по пьянке ехала и разбила отцу машину о колодец во дворе.
— А ты откуда?
— Из Вильно[93].
— О, полька из Вильно.
— Возможно, я и полька, а может и не полька, — сказала девица. — Сама уже не знаю. Человек я, ось.
— Ось?
— Ось. Не нравиться?
— Нрави ше. Нрави. Кьют такое[94].
— Сам ты «кьют», — сказала она, но так, чтобы было ясно, что кьютом тебя никак не считает, совсем даже наоборот. — И куда ты едешь, пьяный?
— В Варшаву. Там у меня важная встреча.
— Про это ты уже говорил, — бросила она. — Что важная. Что же, раз важная, так важная. Ну, тогда меня не подвезешь. Потому что я в Краков.
— Автостопом?