Семеро Тайных
Шрифт:
Он медленно кивнул. Она замедленно, чтобы он не видел, перевела дыхание. Похоже, она выбрала верную линию, сказав всю правду. Он слишком опытен, сразу заподозрил бы в чем угодно, если бы в голосе или жесте допустила хоть малейшую фальшь.
— Клянусь великой клятвой, что я передам все без обмана и обучу, как читать небо.
Она перебрасывала Жемчужину из ладони в ладонь, глаза ее смеялись:
— А я клянусь передать Жемчужину сразу же, как только ты передашь и обучишь. Поручителем пусть будет тот, кому доверяем мы оба.
— Это не должен быть колдун, — сказал он торопливо.
— Согласна, — ответила она охотно. — Ни колдун, ни чародей, ни маг, а человек честный и простой, кто еще верен слову чести и верен клятве. Таких много в мире. Как князей, так и простолюдинов. Мы быстро отыщем.
Его глаза не отрывались от чудесного комка света в ее руках. Узкие лучики просвечивали между пальцами, а плоть светилась нежным розовым светом, внутри которой темнели тонкие, как у птички, косточки.
— Я готов тебе отдать таблицы прямо сейчас.
— Я готова принять.
— А Жемчужину?
Она раскрыла рот для ответа, но застыла: совсем близко донесся слабый треск. Звук был такой, словно полумертвая мышь скребется под полом, пытаясь дотащиться до выхода из норки. Тревога не успела проявиться на лице волшебницы, как ее губы скривила презрительная улыбка. Кто-то очень могучий пытается проломиться сквозь ее защиту. Самое большее, что удается, вот так попищать, поскрестись. Она подняла вопрошающие глаза на Сосику, но старый мудрец повел глазами в сторону:
— К тебе кто-то пытается попасть?
Она удивилась:
— Тебе слышно?
— Нет, но я вижу твое лицо.
— От тебя ничего не скроешь, — сказала она льстиво, а про себя подумала, что верно сделала, не солгав даже в мыслях, этот старик все равно бы заметил. — Кто-то пытается, но нам не нужны свидетели.
Он сказал серьезно:
— Допусти. Сейчас в мире творится что-то странное. Я никогда еще не видел такого расположения звезд! Они предвещают великое потрясение...
Она поколебалась, ведь услышит и он, а вдруг ей собирались сказать что-то стоящее, но с другой стороны — сейчас важнее всего заполучить звездные карты, а для этого надо не терять расположения этого старца.
В стене напротив светлого пятна, где светилось лицо Сосику, возник и налился светом неровный квадрат, проступили огромные глаза, толстогубый рот. Губы задвигались, хриплый голос прорычал:
— Хакама... Не скажу, что рад тебя видеть, но есть общее дело. Это кто там на той стороне? Чье рыло?
— Говори, — обронила она сухо. — И не оскорбляй моих гостей, или я прерву твою нить.
Из глаз брызнули красные искры, а губы изогнулись в примирительной усмешке:
— Ладно-ладно. Его это тоже касается. По нашим крепостям идет тот красноголовый!.. Да, который шумел так, что его даже деревенские колдуны разглядели со всех сторон. Ты знаешь, что он расколол землю под убежищем одного чародея... черт, забыл его имя... что-то отвратительное, как вон у тебя или у того рыла, что на той стене... Еще он, пролетая... да-да, всего лишь пролетая над кольцом гор, где устроил свое царство Грибоед... или не Грибоед... тоже мне имечко!.. ведь люди грибы не едят, это жвачка для оленей... так вот он одним движением обрушил горы так, что теперь там камень на камне не выше чем фига!.. Кто захочет посмотреть на кости Незнаемого, тому придется поднять целый горный хребет.
Она ощутила, как медленно холодеет лицо. В желудке стало тяжело. Непослушными губами прошептала:
— Быть того не может... Он не настолько силен!
— Те тоже так думали!
— Не может быть, — повторила она мертвым голосом. — Ему как-то удалось... гм... ему удалось нечто такое, что другим было не под силу, но это просто случай... Я была слишком потрясена находкой...
Голос прервал:
— А что у вас там за странный свет? Это не за этой штукой ходил красноголовый? Тогда твои дела плохи.
— Почему?
Голос хмыкнул:
— Он стер с лица земли Автанбора только за то, что тот его за глаза назвал болваном. А Грибоеда уничтожил вообще просто так... Если же ты его обидела хоть взглядом, он придет. И спросит за все.
От дальней стороны донесся голос Сосику:
— Кажется, только я его ничем не обидел. Только учил... Но Беркут прав, нам нужно подумать над этим сообща.
С правой стены донесся недовольный голос колдуна-воина:
— Разве я такое сказал?
— Подумал, — спокойно констатировал Сосику. — И явился только потому. Страшно, да? Еще бы... В наш размеренный и понятный мир явился этот... Но раз в тысячу лет земля рождает нечто невообразимое. Однако как бы кто ни был силен, великий Род всегда оставляет щель, через которую проникнет либо лезвие ножа, либо колдовство, либо яд... А этот красноголовый всего лишь силен. Но он прост, как дрозд, не умеет защищаться, почти не знает магии, если не считать двух-трех заклинаний...
Глава 45
Светлое пятно на миг померкло, словно в своих неприступных горах Беркут собирался с силами, потом оттуда донесся его рык:
— Двух-трех? Он ими рушит горы!
— Но не сдвинет пера, — парировал Сосику. — Он был у меня учеником, я знаю. Правда, не знал, что горы... Тогда он единственный, кто не бахвалился. И что ты предлагаешь?
Беркут поколебался, проворчал с неудовольстви-ем:
— Если ты все знаешь, вот и предложи. Одно вижу: никому с ним не совладать в одиночку.
Сосику сказал терпеливо:
— Это верно, хотя и странно от тебя услышать что-то верное. Во-первых, сообща мы можем придумать что-то, а во-вторых... если нас соберется трое-четверо, то даже его мощь окажется бессильной. Мы сами не сможем рушить горы, но и ему не дадим.
На стене пятно расширилось, лицо Беркута выдвинулось как барельеф, глаза выпуклые, а толстые губы задвигались как мельничьи жернова:
— Тогда предлагаю...
— Нет, — прервал Сосику неожиданно властно. — Это не пойдет.
— Ну, тогда...
— И это ошибочно.
— А если... — начал Беркут раздраженно.
Сосику кивнул:
— А вот это можно... Хакама, нам всем лучше собраться в твоей башне. По крайней мере, не предашь и не убьешь... ибо тебе этот варвар страшнее, чем любому из нас. К тому же ты — единственная женщина из могучих магов, а к женщине как-то меньше вражды. Не у него, у нас. Сюда может даже прибыть сам Ковакко, хотя он не покидал своих болот уже лет сто.
Она поморщилась:
— От него пахнет дохлыми лягушками!