Семеро Тайных
Шрифт:
— Верно, — подтвердил Олег.
Беркут чем-то нравился, хотя грубостью и бесцеремонностью раздражал, а еще и тем, что вроде бы в любой миг мог стереть его с лица земли, как тлю, размазать по стенам.
— Чем ты его так напугал? — пробормотал Беркут задумчиво. — Ведь у него есть чутье, есть...
— Я напугал?
— А от кого ж он так спешил отделаться? Да и за собой чуял что-то непотребное, для тебя опасное... Давай говори!
— Что говорить?
— Что ты ему показал, сказал, пригрозил?
Колдун сопел, как лось перед боем, глаза налились кровью, только землю не рыл копытом. Голова сидела на плечах без всякой шеи, а теперь словно вовсе просела, а плечи угрожающе приподнялись.
Олег сжался в ком, предчувствуя неприятности, заговорил медленно, выталкивая слова с трудом. Те упирались и не шли, чувствовали его страх, но он говорил и говорил, с усилием одолевая темный ужас при мысли, что сделает с ним рассвирепевший колдун:
— Я хочу, чтобы колдуны... самые могучие колдуны объединились!
Тот спросил непонимающе:
— Во-первых, это немыслимо. Да и зачем?
— Для счастья людей, — сказал Олег. Внутри все сжалось в ком, как рыхлый снег безжалостная рука сминает в ледышку, грубо ломая узорчатые снежинки. Он видел растущую ухмылку колдуна, чувствовал себя дураком почище Таргитая, продолжил с упрямством отчаяния: — Пока что каждый строит свой собственный мир... упиваясь властью над каганами, царями и разными императорами, что наивно полагают владыками мира себя. Но, расширяясь, эти миры сталкиваются, начинаются войны колдунов, которые опять же считаются войнами народов или племен. И так из века в век, из колоды в колоду. Мир все таков же, каким его создал Род... или почти таков.
— И ты, — спросил чародей неверяще, — хочешь его переделать?
Олег наткнулся на его изумленный взгляд. Пахнуло холодком, подумал с отчаянием и раскаянием: в самом деле, кто я? Есть же более мудрые, более знающие... И тут же вспомнил Мрака с его злым объяснением всех нелепостей этого мира: умные да знающие читают умные книги да сопят в тряпочку, а миром правят просто наглые, которые набрались смелости вести народы, ломать и строить, править и карать...
— Хочу, — ответил он с усилием. — В мире потому столько дури, столько нелепостей, что правят не мудрые да знающие, а... черт знает кто.
Он поморщился от стыда и унижения, вспомнив недавнюю победу, странную и нелепую, когда они спасли мир. Вернее, спасли человечество. Как сами вырвали победу у более мудрых, более знающих, более умеющих.
Беркут подумал, одобрительно прогудел:
— А что? Мысля достаточно безумная, чтобы быть верной. В самом деле, неплохо бы всех этих тупоголовых, именуемых волхвами, магами, волшебниками, чародеями... собрать в один кулак! И сдавить, конечно. Чтобы потекло, потекло... В мире должен быть порядок! И одна голова. Моя, конечно. Давай, парень! Если чувствуешь в себе силы, сгоняй всех этих гусей в одно стадо.
Олег смотрел исподлобья. На скулах до скрипа натянулась кожа. Он чувствовал, как вздулись рифленые желваки, а зубы сжались так, что перехватили бы топорище.
— Сгонять? Я намеревался как-то убедить.
— Убедить? — изумился Беркут. — Разве колдуны не люди?
— Но есть же мощь доводов...
Беркут хмыкнул так гадко, что Олег поперхнулся, умолк.
— Мы не просто в соперничестве, — объяснил Беркут покровительственно. — Мы в постоянных войнах! Да-да, не всяк это скажет, все они юлят, но я тебе скажу правду. Каждый из великих колдунов, а таких не так уж и много, уже расширил свою власть на все земли, до которых смог дотянуться. И расширял бы дальше, но там уже было захвачено другими колдунами. И каждый ревниво не пускает другого. И тогда началось сперва давление один на другого, прощупывание мощи, а потом и попытки уничтожить... Сейчас каждый колдун дышит ненавистью к соседям. Но каждый в своем замке, норе или в горах неуязвим, ибо укреплял все вокруг себя не один год. Как говорится, дома стены помогают. Даже если стены из глины или болотной воды.
— Разве такие есть?
Беркут посмотрел с интересом:
— Не знал? Пожалуй, пора тебе пообщаться и с такими. Может быть, дурь пройдет. Если же нет, то тебя начнут принимать серьезно.
Что-то в голосе могучего чародея насторожило Олега:
— Это как?
— Начнут опасаться, — объяснил Беркут. — А у нас, сам понимаешь, кого опасаешься, того бьешь первым. Из-за угла, из-за стены... у колдунов нет правил чести, как у тупоголовых воинов. Правда, застать колдуна врасплох почти невозможно. Да и не покидают своих нор, где, как я говорил, им стены помогают.
— Это все говорят, — сказал Олег, было горько и стыдно, что уцелел пока что лишь потому, что никто его не считает хотя бы чуть-чуть опасным. Так, дурачок... Только что слюни не роняет, в соплях не путается. Зачем такого обижать, он уже богами обижен... — Но что же делать? Что делать?
Беркут хмыкнул:
— Кто виноват и что делать — два вечных вопроса чародеев... Ладно, меня ты почти убедил. Всех колдунов в мешок, а я — сверху! Такое объединение принимаю. А сейчас давай я тебя отошлю к чародею, каких ты еще не зрел! Только не подпрыгивай. Ишь, подумал... Я вижу, что подумал. Ты же мечтал побывать у настоящих чародеев? Тебе и так повезло. Другой за всю жизнь одного не увидит. Поговори с ним, ладно?
— Я, — прошептал Олег, он боялся верить удаче, — я скажу все, чтобы убедить!
Беркут буркнул:
— Ну-ну. Стань вот там. Нет, лучше сядь. Задержи дыхание...
— А как же тот, другой?
— Мне это не нужно, — отмахнулся Беркут с великолепным высокомерием. — Я силен по-настоящему!.. Закину хоть на другой конец Артании. Даже в Куявию могу, понял?
Олег шагнул из сухой полутемной пещеры Беркута прямо в мир распыленной горячей воды. В клубах пара угадывались изогнутые, как в корчах, стволы деревьев, какая же сила их так скрючила, в горло сразу хлынул горячий туман, закашлялся, стиснул челюсти.
Волчовка отсырела, в сапогах чавкало, хотя еще не сделал шага, только переступал с ноги на ногу. Волосы намокли и свисали сосульками. Крупные капли повисли и на щеках, ползли по шее, а между лопаток пробежала струйка неприятно теплой воды.
Оглянулся, но вместо убежища Беркута, с его холодным сухим воздухом, за спиной уже лес, странный и причудливый. Деревья застыли на растопыренных корнях над водой, словно брезговали прикасаться. Серые склизкие корни напомнили Олегу паучьи лапы. Вода серо-зеленая, мутная, из глубины постоянно всплывают коричневые облачка мути, и он с холодком понял, что там кто-то плавает, роется, грызет, закапывается.