Семейная хроника Уопшотов
Шрифт:
Сара заплакала, когда Мозес ее поцеловал. Лиэндер обнял жену за плечи, но она освободилась от его руки, и они стояли каждый, сам по себе, пока Мозес прощался с ними. Как только поезд тронулся, Каверли, севший на него в Травертине, вышел из уборной, где он прятался, и предстал перед братом. Они проехали мимо фабрики столового серебра, конюшни мистера Ларкина с надписью на ней: "БУДЬТЕ ДОБРЫ К ЖИВОТНЫМ", мимо полей Ремзенов и свалки у дома лодочника, мимо ледяного пруда и фабрики, вырабатывающей средство для укрепления волос, мимо дома миссис Тримбл, прачки, мимо дома мистера Брауна, который ел сладкий пирог и запивал его молоком, когда поезд 9:18 прогрохотал под окнами, мимо домов Ховардов и Таупсендов,
13
Беда одна не ходит. Попрощавшись с Мозесом и вернувшись домой, Лиэндер и Сара нашли в холле на столе следующее письмо Каверли:
"Дорогие мать и отец! Я уехал с Мозесом. Я знаю, что должен был сказать вам об этом и мое молчание равносильно лжи, но это только вторая ложь за всю мою жизнь, и я никогда больше не солгу. Другая ложь, сказанная мною, была об отвертке с черной ручкой. Я украл ее в скобяной лавке Тиникума. Я так люблю Мозеса, что не могу оставаться в Сент-Ботолфсе, если его там не будет. Но мы не собираемся жить вместе, так как считаем, что, разделившись, будем иметь больше шансов доказать тете Гоноре нашу стойкость. Я еду в Нью-Йорк и буду работать у мужа кузины Милдред на его ковровой фабрике, и как только у меня будет место, где жить, я напишу вам и сообщу свой адрес. У меня двадцать пять долларов.
Я люблю вас обоих и не хотел бы вас огорчить, и я не знаю во всем мире лучшего места, чем Сент-Ботолфс и наш дом, и когда я сделаю карьеру, то вернусь домой. Нигде в другом месте я не буду счастлив. Но теперь я достаточно взрослый, чтобы повидать белый свет и завоевать себе положение. Я могу это сказать, потому что теперь у меня появилось много мыслей о жизни, тогда как раньше у меня не было никаких мыслей. Я взял с собой киплинговское "Если" в рамке и буду об этом думать и обо всех великих людях, о которых я читал, и буду ходить в церковь.
Ваш любящий сын Каверли".
А два дня спустя позвонили по телефону родители Розали и сказали, что через час они заедут за ней. Они направлялись на машине в Ойстервил. Вскоре длинный черный автомобиль, при виде которого Эммит Кэвис вылупил бы глаза от удивления, катил по аллее Западной фермы и Розали бежала по тропинке навстречу своим родителям. "Где ты взяла это зеленое платье?" услышала Сара вопрос миссис Янг, обращенный к дочери. Это было первое или в крайнем случае второе, что она сказала. Затем они вышли из машины, и Розали, покрасневшая, смущенная и растерявшаяся, как ребенок, представила их Саре. Миссис Янг пожала руку Саре и, тотчас же обернувшись к Розали, сказала:
– Угадай, что я вчера нашла? Я нашла твой браслет с изумрудным скарабеем! Я нашла его в верхнем ящике моего комода. Вчера утром, до того как мы надумали поехать в Ойстервил, я решила навести порядок в верхнем ящике моего комода. Я просто вытащила его целиком и опрокинула на постель... просто опрокинула на постель, и вдруг там оказался твой браслет со скарабеем.
– Я подымусь наверх и закончу укладывать вещи, - сказала Розали, краснея все сильней и сильней.
Она вошла в дом, оставив Сару со своими родителями. Священник был тучный-человек в пасторской одежде, и, уж конечно, пока они стояли там, он начал чесать живот. Сара не любила поспешных и недоброжелательных суждений, и все же в этом человеке было, по-видимому, столько необычайной чопорности и сухости, а в звуках его голоса слышалось нечто до такой степени напыщенное, скучное и сварливое, что она почувствовала раздражение. Миссис Янг была низенькой, несколько полной, украшенной мехами, перчатками и расшитой жемчугом шляпой - на вид одна из тех состоятельных женщин средних лет, в пустоголовости которых есть что-то трагическое.
– Самое забавное в истории с этим браслетом, - сказала она, -
– Может быть, вы зайдете?
– спросила Сара.
– Нет, спасибо, нет, спасибо. Это забавный старинный дом, я вижу. Я люблю забавные старинные вещи. И когда-нибудь, когда я состарюсь, а Джеймс уйдет на покой, я куплю забавный ветхий старинный дом вроде этого и сама весь его перестрою. Я люблю забавные старинные ветхие здания.
Священник откашлялся и полез за бумажником.
– Мы должны еще урегулировать небольшое денежное дело, прежде чем Розали спустится в сад, - сказал он.
– Я обсудил его с миссис Янг. Мы полагаем, что двадцати долларов достаточно, чтобы вознаградить вас за вашу...
Тут Сара начала плакать обо всех: о Каверли, Розали и Мозесе и о глупом священнике - она почувствовала такую острую боль, словно отнимала от груди своих детей.
– О, простите меня за слезы, - всхлипывая, произнесла она.
– Мне ужасно жаль. Простите меня.
– Ну ладно, вот тридцать долларов, - сказал священник, протягивая кредитки.
– Не знаю, что на меня нашло, - плача, говорила Сара.
– О боже мой, боже мой!
– Она бросила деньги в траву.
– Меня никогда в жизни так не оскорбляли, - продолжая всхлипывать, сказала она и ушла в дом.
Наверху, в комнате для гостей, Розали, как и миссис Уопшот, плакала. Ее вещи были уложены, но Сара застала ее лежащей ничком на постели и села около нее, ласково положив руку ей на спину.
– Бедное дитя, - сказала она.
– Боюсь, они не очень приятные люди.
Тут Розали подняла голову и, к удивлению Сары, разразилась гневом.
– О, я не ожидала, что вы можете так говорить с кем-нибудь о его родителях!
– воскликнула она.
– Я хочу сказать, что они как-никак мои родители, и мне кажется, что с вашей стороны не слишком вежливо говорить, что они вам не правятся. Я хочу сказать - по-моему, это не очень красиво. Как-никак, они для меня все сделали - послали меня в Аллендейл и в Европу, и все говорят, что он будет епископом, и...
Затем она повернулась, глазами, полными слез, взглянула на Сару и поцеловала ее на прощание в щеку. Мать звала ее, стоя внизу у лестницы.
– До свидания, миссис Уопшот, - сказала Розали, - и передайте, пожалуйста, от меня привет Лулу и мистеру Уопшоту. Мне жилось здесь совершенно божественно...
– Затем она крикнула матери: - Иду, иду, иду, иду!
– и, стуча каблучками, сбежала со своими чемоданами вниз.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
14
"Стиль записей автора этих строк (писал Лиэндер) создавался в традициях лорда Тимоти Декстера, который ставил все знаки препинания, предлоги, наречия, артикли и т.д. в конце своих посланий и предоставлял читателю распределять их по собственному разумению. Западная ферма. Осенний день. Три часа пополудни. Хороший ветер для хождения под парусами СЗ четверти. Золотистый свет. На воде сверкающая рябь. Шершни на потолке. Старый дом. Вдали крыши Сент-Ботолфса. Ныне городок в древней речной долине. Некогда наша семья играла тут выдающуюся роль. Фамилия увековечена в названиях многих окрестных мест: озер, дорог, даже холмов. Уопшот-авеню - теперь улица на окраине низкопробного прибрежного курорта дальше к югу. Запах горячих сосисок, жареных кукурузных зерен, и еще соленый воздух, и скрежещущая музыка старого парового органа на карусели. Летние домики из обрезков досок, сдаваемые на сутки, неделю или сезон. Улица из таких домиков, названная в честь предка, который трое суток плавал на обломке мачты в Яванском море, отпихивая акул голыми ногами.