Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых
Шрифт:
После того, как мусор вывезли, а трупы похоронили, во дворец вошло две тысячи каменщиков, которые и начали возводить стены, колонны, потолки и лестницы. Вскоре на строительство и отделку дворца ежесуточно выходило от шести до восьми тысяч человек. Стены, перекрытия и кровли дворца были возведены необычайно быстро, и без всякого промедления начались внутренние отделочные работы.
Главным вопросом было интенсивное и эффективное осушение только что воздвигнутых, совершенно сырых помещений. Для этого поставили десять огромных печей, непрерывно обогреваемых коксом, и двадцать вентиляторов с двойными рукавами, выведенными в форточки. Все эти устройства, прогревая помещения, выкачивая сырость и вредные пары от красок, клея и многих прочих химических веществ, превращали воздух в помещениях в сухой и чистый,
И все же де Кюстин, побывавший в Зимнем дворце сразу же после его второго рождения, писал: «Во время холодов от 25 до 30° шесть тысяч неизвестных мучеников — мучеников, не заслуживших этого, мучеников невольного послушания, были заключены в залах, натопленных до 30° для скорейшей просушки стен. Таким образом, эти несчастные, входя и выходя из этого жилища великолепия и удовольствия, испытывали разницу в температуре от 50 до 60°. Мне рассказывали, что те из них, которые красили внутри самых натопленных зал, были принуждены надевать на голову шапки со льдом, чтобы не лишиться чувств в той температуре. Я испытываю неприятное чувство с тех пор, как видел этот дворец, после того, как мне сказали, жизней скольких людей он стоил… Новый императорский дворец, вновь отстроенный, с такими тратами людей и денег, уже полон насекомых. Можно сказать, что несчастные рабочие, которые гибли, чтобы скорее украсить жилище своего господина, заранее отомстили за свою смерть, привив своих паразитов этим смертоносным стенам. Уже несколько комнат дворца закрыты, прежде чем были заняты».
Но тем не менее уже в марте 1839 года состоялось торжество, посвященное окончанию восстановления парадных залов. И хотя отделка покоев императорской фамилии продолжалась еще полгода, следует признать, что столь скорого исполнения необычайно сложных и многоплановых работ мировая практика не знала до тех пор, да, пожалуй, и впоследствии ничего подобного не было.
…И совершенно справедливо, что все архитекторы, инженеры, скульпторы, художники и прочие созидатели нового дворца были осыпаны деньгами, подарками, чинами и орденами.
А Петр Андреевич Клейнмихель был возведен в графское Российской империи достоинство с пожалованием девиза: «Усердие все превозмогает». Однако низкие завистники, коих у новоиспеченного графа было более чем достаточно, тут же измыслили некое для его сиятельства уничижение, сетуя на то, что государь по примеру Румянцева-Задунайского, Суворова-Рымникского и Потемкина-Таврического не догадался наречь нового графа Клейнмихелем-Дворецким.
Новелла 21
Первые любовные истории
цесаревича Александра Николаевича
В то время, когда сорокалетний Николай завел роман с восемнадцатилетней Асенковой, его сын Александр, ровесник отцовской наперсницы, свел с ума прелестную юную дворянку, которая совершенно потеряла и сердце и голову, без памяти влюбившись в царского сына. Эту девушку, нежную, восторженную и совершенно бескорыстную, звали Софьей Дмитриевной Давыдовой. По отцу она состояла в родстве и со знаменитым поэтом-партизаном Денисом Давыдовым, и с графами Орловыми-Давыдовыми, и с Ермоловыми, и с князьями Долгоруковыми, и с князьями Барятинскими. Ее отец, Дмитрий Александрович, был женат на княжне Елизавете Алексеевне Шаховской, родственные связи которой были тоже не менее значительны. У Софьи Дмитриевны было три брата и четыре сестры. У всех них, кроме Софьи, жизнь оказалась достаточно ординарной, и только Софья Дмитриевна превратила свою судьбу в романтическую легенду, вызывавшую на первых порах глубокую зависть, а затем столь же глубокое сочувствие и сожаление.
Популярная во второй половине XIX века писательница А. И. Урван, выступавшая под псевдонимами Соколовой и Синего Домино, в романтической хронике «Царское гадание» так писала о чувствах Давыдовой к Александру: «Она любила наследника так же свято и бескорыстно, как любила Бога, и, когда он уезжал в свое путешествие по Европе (это путешествие состоялось в 1838–1839 годах), будто предчувствовала, что эта разлука будет вечной. Она простилась с ним, как прощаются в предсмертной агонии, благословила его на новую жизнь, как благословляют тех, кого оставляют в мире, уходя в иной, лучший мир, и сказала ему, что она, что бы ни случилось, всегда
Расставаясь с Александром, Софья Дмитриевна руководствовалась не только предчувствием: она знала, что предстоящая поездка ее возлюбленного в Европу рассчитана на целый год и что цесаревич едет в Швецию, Данию, Швейцарию, Австрию, Англию и к многочисленным германским и итальянским дворам не только для того, чтобы осмотреть европейские достопримечательности — музеи и библиотеки, парламенты и резиденции владетельных особ, казармы и фабрики, но и для того, чтобы выбрать себе невесту.
Следует заметить, что Александр с детства был влюбчив, а с годами стал истинным женолюбом, не став бабником и тем более развратником. Он влюблялся часто, но всякий раз искренне считал, что все прошлые его романы не более чем мимолетные увлечения, которые он ошибочно принимал за серьезные чувства.
Первым известным нам увлечением совсем еще юного Александра был его флирт с молоденькой фрейлиной Наташей Бороздиной. И хотя ей было девятнадцать лет, флирт этот, к опасению отца и матери цесаревича, вполне мог перейти дозволенные границы, так как Бороздина была старше своего кавалера на пять лет и могла поступать как ей заблагорассудится. Поэтому Николай экстренно выдал ее замуж за дипломата Каменского и отправил бывшую фрейлину вместе с мужем в Лондон. Там они и прожили долго и счастливо чуть ли не всю жизнь.
Увлечение Наташей Бороздиной было лишь первой, но далеко не единственной страстью цесаревича. Как утверждала хорошо осведомленная в интригах и сердечных делах двора графиня Ферзен, секретарь императрицы Александры Федоровны, вскоре после Бороздиной возле Александра появилась еще одна фрейлина — Ольга Калиновская. Она была дочерью польского дворянина Иосифа Калиновского, решительного сторонника русских и тем снискавшего приязнь Николая. После смерти Калиновского Николай сделал осиротевшую девочку фрейлиной своей дочери, великой княжны Марии Николаевны. Она была ровесницей Александра, и, когда он познакомился с Калиновской, его увлечение ею почти сразу же приняло характер пылкой и необузданной страсти. Калиновская, как утверждала графиня Ферзен, не была красавицей, но обладала вкрадчивостью и нежностью и так вскружила голову цесаревичу, что Александр готов был отказаться от трона, чтобы жениться на ней. Как только родители узнали об этой истории, Николай стал внушать сыну, что не его удел жениться на простой смертной, что он может брать себе в жены только девушку царской крови и тем более он никак не может жениться на ком бы то ни было, кроме православной, а Калиновская была католичкой. Затем он призвал к себе главного наставника Александра генерал-адъютанта графа X. А. Ливена, и они решили, что из-за влюбчивости и слабой воли цесаревич склонен с легкостью подпадать под чужое влияние, особенно женское, и потому было признано за самое лучшее женить его, тем более что наследнику шел уже двадцатый год.
История с Давыдовой была совсем иной, чем с Калиновской. Давыдова безответно любила Александра, в то время как Ольгу цесаревич любил необычайно сильно и, собираясь в путешествие, столь же сильно страдал из-за предстоящей с нею разлуки.
Задуманное Николаем путешествие должно было стать не только целительным средством от любовного недуга к Ольге Калиновской, но и завершить образование цесаревича, выполняя те же задачи, какие стояли перед ним во время недавнего путешествия по России. Оно было своеобразным продолжением той поездки, давая Александру возможность увидеть Европу, сравнить ее с Россией и сделать должные выводы. А перед тем как тронуться в новый путь, он до конца апреля 1838 года занимался военным делом, финансами и дипломатией. На пути в Берлин его догнали отец, мать, младшие братья Николай и Константин и сестра Александра. Побыв в Берлине в обществе своего деда — короля Фридриха-Вильгельма III и сонма немецких королей, принцев, герцогов и владетельных князей, Александр через три недели уехал в Штеттин и оттуда вместе с Николаем и братьями направился на военном пароходе «Геркулес» в Стокгольм к старому союзнику русских шведскому королю Карлу-Юхану, бывшему маршалу Франции — Бернадоту. Объехав значительную часть Швеции, Александр через три недели отплыл в Копенгаген, где тоже провел три недели.