Семейная тайна (сборник)
Шрифт:
Андрей пользовался успехом у девушек, и Саша знала это. Отец несколько раз упоминал в разговорах – «Андрей и его подруга». Да и сама Саша однажды встретила его на Арбате с какой-то лахудрой с малиновыми губами.
Арбат! Кто вообще туда гулять ходит?
Одни неформалы и гости столицы.
Все эти подруги Андрея, девицы, поклонницы наполняли Сашу изнутри черным, едким, словно в груди у нее что-то дымило, отчего щипало в горле и слезились глаза.
Ревность к несбывшемуся – к тому, чего никогда не будет.
Наступили
Алексей Михайлович тогда резко похудел, не спал, стал еще раздражительнее, чем обычно. Он обивал пороги в Минздраве, писал какие-то прошения, обращался даже в правительство.
Мать глотала корвалол и прижимала к глазам вышитый носовой платок:
– Алеша, тебя же убьют!
Время было такое, что убить и в самом деле могли. Нет человека – нет проблемы, и за санаторий никто не вступится.
Но Воронцов в очередной раз проявил железную волю и способность добиваться того, чего хочет.
Санаторий удалось отстоять.
К счастью, потенциального основателя загородного клуба вскоре объявили в международный розыск, и он вынужден был пуститься в бега. Через несколько лет его подстрелили, кажется, где-то в Греции. А санаторий оставили в покое – даже, наоборот, выделили крупную государственную дотацию.
Алексей Михайлович на радостях устроил в санатории праздник. Приглашены были музыканты, вечером ожидался фейерверк. Больные, из тех, кто способен был передвигаться самостоятельно, стекались в украшенный зал в административном корпусе. Ограниченных в подвижности младший медперсонал привозил на каталках. По всему парку развесили бумажные фонарики, гирлянды, композиции из живых цветов…
Перед самым началом представления отец вспомнил вдруг про старинную беседку. Никому и в голову не пришло заняться ее украшением, а Воронцов со своим перфекционизмом не мог допустить, чтобы хоть один уголок парка остался обойденным празднеством.
Рабочих в последнюю минуту было уже не найти, и Алексей Михайлович выловил в курсирующей по залу толпе Андрея.
– Не в службу, а в дружбу, пойди там, в беседке, хоть огоньки какие-нибудь повесь! Осталась еще одна гирлянда невостребованная.
Андрей, с этой своей привычной, исполненной дружелюбия улыбкой, отозвался:
– Нет проблем, Алексей Михайлович, сделаем. Только мне бы помощника, чтоб подержать провод…
Отец быстро огляделся по сторонам и кивнул на Сашу, стоявшую чуть позади и угрюмо изучавшую носки собственных туфель.
Мать ради праздника настояла на том, чтобы она надела нарядное платье. «Отец столько вынес, а ты не удосужишься разделить с ним радость? Ты просто обязана пойти на торжество. И оденься
И еще Андрей, как назло, здесь, и она не может поднять на него глаза, потому что твердо уверена, что обязательно выдаст себя.
Отец кивнул на нее и сказал:
– Вот, Александру мою возьми к себе в помощницы. Она длинная, как раз дотянется.
Щеки у нее мучительно вспыхнули. Да что же это такое! Они как нарочно…
А Андрей взглянул на нее, улыбнулся так, что ноги у Саши подкосились, и попросил:
– Поможешь мне? Пожалуйста!
Конечно, она поможет. Разумеется!
Разве есть кому-то дело до ее жалких смешных постыдных чувств?..
Стоял май.
В санаторном парке повисли уже сиреневые сумерки, напоенные ароматом цветущей сирени. Огни фонарей размыто подрагивали в вечернем воздухе. Из главного здания долетали отдельные всплески музыки – там начал уже играть маленький джазовый оркестр.
Саша и Андрей добрались до беседки. Андрей легко вскочил на деревянную балюстраду и принялся, держа в зубах гвозди, работать молотком, укрепляя гирлянду лампочек. Саша, стоя внизу, держала в руках моток провода, осторожно разматывала его и протягивала Андрею освобожденный кусок. Иногда, перехватывая из ее рук гирлянду, он случайно касался пальцами ее ладони, и от этого нечаянного прикосновения в ее теле мгновенно выстреливал электрический разряд…
– Не могу дотянуться вот сюда, рук не хватает, – сказал Андрей через несколько минут работы.
Он как раз прилаживал последний гвоздь.
– Сможешь залезть, придержать провод? – попросил он. – И гвоздей еще, пожалуйста, подай – вон, из той коробки.
Саша сжала в ладони горсть маленьких обойных гвоздей, ухватилась рукой за колонну и тоже влезла на балюстраду.
Чертово узкое белое платье стесняло движения. Зачем только она пошла на поводу у матери?! Все равно из зала ее отослали, а трудиться здесь было бы куда удобнее в обычных джинсах. К чему здесь этот нелепый наряд? Разве что произвести впечатление на Андрея…
Ха-ха, очень смешно.
Она шагнула ближе к Андрею, вскинула руку, придерживая провод там, где он ее просил. Неловко пошатнулась на перилах – проклятые туфли!
Андрей, быстро отреагировав, удержал ее от падения, обхватив горячей рукой за талию. Он оказался вдруг совсем близко. Зрачки в синих глазах расширились, почти затопив радужку – это оттого, что в парке почти темно, правда же, да? Пшеничные волосы коснулись Сашиного виска. Надо же, мягкие… А она почему-то была уверена, что они жесткие, как проволока. Тонкие губы приоткрылись, опалили ее влажным дыханием и вдруг прижались к ее губам…