Семейная тайна
Шрифт:
Виктория хотела возразить, но решила не отвлекаться от главного. Пререкания с дядей о женских правах не приведут ее к цели.
— Хотя я не согласна с вашим решением, бессмысленно спорить с тем, что уже сделано.
— Тем не менее вы занимались именно этим, причем на повышенных тонах, не могу не отметить, — возразила тетя Шарлотта, кривя лицо.
— Но я настаивала на встрече совсем по другой причине, — быстро вставила Виктория.
Следует рассказать все, пока она не потеряла присутствия духа. Она боялась струсить в последнюю минуту. Они попали
— И по какой же? — Дядя Конрад сверился с карманными часами, словно его ждала важная встреча.
— Я пришла поговорить о Пруденс.
Тетя отмахнулась, показывая, что обсуждать нечего, а дядя с отвращением покачал головой.
— Или, скорее, о ее матери.
Взмахи и покачивания прекратились.
Виктория сделала глубокий осторожный вдох, пусть даже внутри все тряслось.
— Мне бы хотелось обсудить положение Пруденс в этой семье или, точнее, причину, по которой она живет в служебном крыле, где ей совершенно не место.
Дядя встал, но тетя Шарлотта не сводила с нее глаз. Виктория попыталась выдержать ее взгляд, однако у тети была сильная воля и хорошая закалка, а потому Виктория повернулась к дяде.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — заявил он, но его шея медленно наливалась кровью и становилась красной, как помидор, изобличая ложь.
— Она знает, — наконец произнесла леди Саммерсет. — Дитя знает. — Тетя Шарлотта повернулась к мужу и потрепала его по руке. — Позволь мне уладить это, дорогой. Виктория — член семьи, все будет хорошо.
Виктория увидела, как дядя вздохнул с облегчением:
— Спасибо, дорогая. Встретимся перед обедом в гостиной?
— Конечно, — кивнула тетя Шарлотта. — Того американца, мистера Данворта, я посадила, как ты просил, рядом с тобой. Вы сможете вдоволь наговориться о лошадях.
— Спасибо, дорогая. — Граф коротко поклонился жене и племяннице и вышел из комнаты.
Виктории хотелось закричать в голос. Ее распирало от тайны, способной уничтожить семейство Бакстон, а они обсуждают, кто где сидит за столом!
Она устроилась поудобнее и приготовилась к схватке. То, как обращались с Пруденс — и лгали ей, — было вопиющей несправедливостью. Пусть ей придаст сил сознание борьбы за правое дело. Коль скоро ей не спасти отчий дом, она хотя бы защитит сестру.
Леди Саммерсет выпрямилась в кресле и внимательно оглядела племянницу. Ровена была намного красивее и куда менее хрупкой, но графиня явно недооценила стальную решимость этого особенного ребенка. Несомненно, эта сила развилась из немощи. Так часто случается с болезненными людьми — верх одерживают либо они, либо недуг. В борьбе обретается сознание собственной крепости. И эта крошка обладала большой отвагой и сильным характером, не то что родная дочь графини, которая знай развлекалась с друзьями — комитетом, или как там они себя назвали. Нет, Элейн — милая девочка и сделает хорошую партию, но никогда не будет обладать весом в обществе.
Но кто бы мог подумать, что малютка Виктория с ее эксцентричными увлечениями и огромными глазами будет смущать ее взглядом, словно и впрямь надеется выиграть это мелкое сражение?
Была ли графиня сама такой занозой в свои восемнадцать? Она манипулировала и плела интриги, но редко выступала открыто. Леди Саммерсет вспомнила о суфражистках, голодавших в тюрьме ради права голоса. Новое поколение беззастенчиво попирало авторитеты.
Но добьются ли они своего?
Немного помариновав племянницу в ожидании, леди Саммерсет встала и подошла к столу мужа. Там она быстро набросала записку и позвонила. Виктория смотрела на нее с недоумением и некоторой опаской. Хорошо. В дверях бесшумно возник слуга, и графиня вручила ему листок:
— Будь добр, отнеси сейчас же Гортензии. Спасибо.
Выдерживая паузу, леди Саммерсет села за стол и расправила складки кружевного платья. Затем невозмутимо уставилась на Викторию:
— Я попросила твоего дядю уйти, потому что предмет разговора несколько деликатен для девушки твоих лет, чтобы беседовать при мужчине.
— Помилуйте, тетушка. Мне почти девятнадцать.
— И все же. Я не понимаю современных манер, так что будем соблюдать приличия. А теперь почему бы не перейти сразу к делу? Что тебе представилось ясным и чего ты хочешь добиться?
Девушка вздернула подбородок:
— Я знаю, кто отец Пруденс.
— И откуда же ты знаешь ответ на вопрос, известный лишь Господу Богу? — негромко спросила графиня.
Виктория смешалась, но только на миг.
— Видите ли, когда у меня зародились подозрения, я боялась, что ее отцом окажется дядя Конрад или… — Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох и продолжила: — Или, что еще хуже, мой собственный отец. Но это не так, верно?
На языке леди Саммерсет вертелась колкость, но она понимала, как тяжело далось девочке даже подумать подобное об отце, а потому сдержалась.
— Нет, не так.
Виктория уставилась в пол, и леди Саммерсет испытала к ней некоторую жалость. Жизнь бьет куда больнее тех, кто не боится смотреть ей в лицо.
— Дедушка был настоящим чудовищем, да? — прошептала Виктория.
У леди Саммерсет вырвался удивленный смешок.
— Чудовищем? Вряд ли. Он обладал своеобразными вкусами и властью получать то, что хотел. Прошу прощения за прямоту, но ты сама напомнила, что тебе почти девятнадцать.
— Но что, если он взял ее против воли? — выкрикнула Виктория.
— Кто знает? Не нам судить, нас там не было.
— Значит, вы не отрицаете, что бывший граф Саммерсет — отец Пруденс?
В дверях вскрикнули: там стояли Гортензия и Пруденс. Последняя побелела как полотно. Виктория бросилась к ней и при содействии Гортензии усадила в кресло.
— Гортензия, можешь идти. Вели подать чай в мой будуар. И будь добра, приготовь ванну.
Француженка испарилась, а Виктория присела рядом с Пруденс и стала растирать ей руки. Девушка была на грани обморока.