Семейное дело
Шрифт:
Шуршал под резиной асфальт, тихо играла музыка, проносились с обеих сторон ещё не включившиеся фонари.
– Ты уже изучила город? – спросил Ройкин, лихо обгоняя чёрную приземистую «Тойоту». – Озёрск у нас небольшой, но очень красивый… Ой! Ничего, что на «ты»?
– Ничего, – улыбнулась Лера. – Даже удобней.
– Так изучила город?
– Не полностью. Сначала ремонт пришлось делать, потом учебный год начался…
– Сама делала ремонт? – удивился полицейский.
– Руководила в основном, – снова улыбнулась девушка. –
– А муж?
– Не замужем.
– А парень?
– Пока не обзавелась.
– То есть я успел, – рассмеялся Дима. – Что делаешь вечером?
– Ты обещал показать город.
– Не обещал, но покажу…
Об Озёрске старший лейтенант знал, казалось, всё – и это Валерии очень понравилось, она вообще любила таких вот людей – увлечённых.
– Эта улица, имени Парижской Коммуны, до революции – Спесивая, тут одни купцы селились.
– Так и называлась? – удивилась девушка.
– Нет, конечно, так её местные звали. – Ройкин хихикнул, довольный тем, что сумел ввести в заблуждение собеседницу. – А называлась она Псковской…
А вот это… а то… а там… Казалось, старший лейтенант знает историю каждого дома, каждого камня Озёрска, и поездка, на которую девушка согласилась, только чтобы не прерывать едва начавшееся знакомство, превратилась в увлекательную экскурсию, закончившуюся на главной площади города, у белокаменной церкви с золочёным куполом, стройненькой, словно юная дева, и притягательно красивой в своей лаконичной строгости.
– Церковь Архистратига Михаила, – негромко пояснил Ройкин. – Самая наша любимая.
– И, наверное, главная архитектурная достопримечательность?
– Нет. – Полицейский подъехал к летней, ещё работающей по причине тёплой погоды кафешке, и разговор они продолжили за столиком. – Честно говоря, самое красивое здание находится не в городе, а милях в четырёх от него – это усадьба графов Озёрских.
– Действительно красивая?
– Очень, – серьёзно подтвердил Дима. Он закурил и продолжил: – У меня там бабушка недалеко жила, и мы с ребятами летом играли на территории… Усадьба заброшенная была, но всё равно красивая.
– А теперь?
– Теперь её Чикильдеевы купили. – Полицейский поморщился. – Будут курорт делать.
– Отреставрируют?
– Ага… Но что у них получится? – Судя по всему, Ройкину не нравились ни сами Чикильдеевы, ни их замысел. – Правда, архитектора они именитого нашли, из Москвы. Может, и правда он там всё хорошо устроит…
Помолчали, дождались салатов, которые оказались хоть и несложными, но вкусными, и полицейский, почувствовав, что девушка заинтересовалась усадьбой, продолжил:
– По слухам, графы Озёрские знались с нечистой силой – во всяком случае, так говорили о последней графине – Юлии. Она не местная была, из Москвы, а граф считался завидным женихом, вот, наверное, неудачники и запустили тот слух.
– Что она колдунья?
– Ага. – Ройкин заметил, что Лера с трудом терпит
– Жуть какая! – поёжилась Лера.
– А после смерти графини пошли слухи о том, что где-то в усадьбе спрятаны несметные сокровища, и их искали все, кому не лень.
– И вы с друзьями?
– А как же, – подбоченился Ройкин. И тут же осведомился: – Решили насчёт вечера?
– Это вообще что?
– Что «что»? – не понял водитель автобуса.
– Вот это… – Газон неуверенно повёл рукой в сторону грязного окна, словно намереваясь то ли благословить, то ли посолить окружающее пространство. – Что?
– Озёрск, – коротко ответил шофёр.
– А сидел я где?
– Здесь и сидел, в первом ряду.
– Я не про колымагу твою, – отмахнулся Газон. – Я в целом. Сидел я где?
– Здесь, – не стал тратиться на новое слово шофёр.
– Прямо здесь? – удивился Шапка. Огляделся, но ничего привычного не приметил: ни камеры на шестерых, ни столовки, ни мастерской. – А не врёшь?
– В двадцати милях к северу.
– Почему?
– Там воздух чище.
– А-а… – протянул дикарь. – То-то у меня голова болит.
– Таблетку дать?
– Мне выпить нужно.
– А мне в рейс пора. – Водитель начал тяготиться слишком назойливым пассажиром. – Выходишь?
– Прощай.
– Скатертью дорога.
Сойдя на грешную землю, Газон уселся на лавочку в тени, поставил руки на бёдра и принялся с важным видом озирать округу, попутно раздумывая, где бы сшибить деньгу, и по возможности – лёгкую. Потому что на тяжёлую деньгу в нём просыпалась аллергия, а не срубать нельзя, потому что заработанного в принудительных мастерских хватало в обрез, а душа жаждала праздника.
Округа же, к сожалению, ничего пока не обещала, приглядываясь к гостю с подозрительным провинциальным прищуром.
– Дела, – протянул дикарь. – Дела…
Главная площадь Озёрска была симпатичной, но обыкновенной. Впереди, если смотреть на юго-юго-запад, стоял безликий дом районной администрации – квадратный, кирпичный, с огороженной парковкой и скучающим полицейским на крыльце. Справа от него высилась окружённая сквером церковь – архитектуры обыкновенной, но чистенькая, хорошо отреставрированная и потому привлекающая внимание. Затем шёл жилой дом, на первом этаже которого призывно пестрела вывеска магазина – поход в него Сигизмунд пока отложил, затем – дом с каким-то банком, затем гостиница, именующаяся «отелем“ Озёрск”», а за ней – нечто развлекательное под названием «Бродвей», видимо, бывший Дом культуры.