Семейные ценности темных
Шрифт:
Я вздохнула, чем больше времени пройдет, тем больше я буду есть все подряд, срываться по пустякам, а еще, тем меньше от меня будет прока. Надо с Хинари поговорить, только вот я стесняюсь как-то.
И естественно, думая о том, как все плохо, я даже не подумала про амулет, что висел у меня на шее для связи с остальными, когда мы в форме животных.
Мы поели и легли спать.
А утром двинулись дальше.
Двигаться единой стаей было не безопасно — снежный барс, медведь и лиса не были в состоянии бежать в одном темпе: страдала не только скорость, но и скрытность.
Я шла фактически в центре, тщательно следя за пространством вокруг и только спустя часов пять, когда лапы устали, живот взвыл от голода, а разум начал скатываться к простейшим инстинктам, я задумалась о том, что вроде как мы должны были остановиться…
И даже попыталась позвать своих, но ответом была глухая тишина.
Нюх лисы хорош, но в месте, где все провоняло смертью и разложением, я даже примерно не смогла понять, где Хинари или Барас. В легком состоянии паники, я пошла наугад, пытаясь найти живых, однако вновь совершила ошибку, так как когда лес расступился, глазам моим предстала небольшая деревенька.
Точнее то, что от нее осталось.
Даже на приличном расстоянии было видно, что большая часть домов оказалась сожжена, посевы вытоптаны, а еще я не слышала детских голосов. Как бы там ни было, для меня это все равно оставался пока единственный способ отдохнуть и собраться с силами.
Я неспешно двинулась вперед, радуясь тому, что мой размер позволяет не попасть на глаза обычным людям. Однако довольно скоро я поняла, что можно было и так идти — в полный человеческий рост. Жители в деревне были, но у них оказалась куда более важная задача.
Они хоронили мертвых.
Около двух десятков женщин и стариков копали могилы для мужей и сыновей. Я замерла на краю домов, смотря на это и внутри у меня словно все холодом стянуло. Что здесь произошло? Тряхнув головой, я пробежала в саму деревню и услышала истеричный крик из большого, многокомнатного дома. Оттуда тянуло кровью, травами и смертью. Скорее всего, там пытались вылечить раненных, но магии не было и близко.
Я отошла в сторону и побежала дальше, ища открытый дом, где можно было бы найти хоть какую-то одежду, и много времени это не заняло, так как местные кажется даже не думали запирать полуразрушенные жилища.
Внутри одного из таких, погоревшего совсем не сильно, я нашла сундук, из которого тянуло лавандой, что использовали, дабы отогнать моль. После трех кувырков я, уже вполне человеческими руками потянула крышку…
— Кто ты? — я резко повернулась и увидела женщину, в грязном шерстяном платье, со стянутыми в узел черными волосами и усталыми, заплаканными серыми глазами. В руках она держала вилы, что направляла на меня.
— Ведьма, — честно ответила я, — случайно вышла на вашу деревню, что у вас тут за чертовщина происходит?
— Ты с разбойниками? — женщина покрепче перехватила свое оружие, — ты ведь с ними?
— Нет, иначе бы я просто убила тебя, а не предлагала помощь, — я заставила себя с равнодушным видом отвернуться, и полезла в сундук, быстро вытаскивая мужскую теплую одежду.
— Это моего мужа, — внезапно сказала незнакомка, и голос ее сорвался
— Ему и без нее сейчас тепло, — выдавила я, — если хочешь отомстить, дай мне одеться и представь деревне. Я помогу с раненными, как смогу, а потом поговорим о месте тварям, что это устроили.
— Зачем? Зачем ведьме помогать простым людям? — судя по стуку селянка опустила вилы и они глухо ударились о деревянный пол.
— Потому, что стоящая перед тобой ведьма в первую очередь — женщина. И я не знаю, что творилось бы со мной, если бы моего мужа и моего ребенка убили бы какие-то твари. Но знаю, что я сделала бы с ними после.
Штаны из шерсти были грубыми и сильно кололись, тоже было и с рубашкой, но тело мгновенно начало согреваться, а это главное. На ноги я натянула сапоги, что оказались раза в два больше, чем нужно, а чтобы они не свалились, я намотала кусок ткани на ступню.
— Готова, — я повернулась к женщине и, подойдя, протянула руку, — мое имя Луана Бэрк и я помогу вам убить всех, кто причинил вам эту боль и страдания, — громко сказано, но только так можно достучаться до истерзанного разума.
— Калини, — девушка вцепилась в мою ладонь, словно в спасительную соломинку.
— Отлично. Веди меня к своим, чем быстрее мы начнем, тем больше я успею спасти людей.
— Осталось только ждать, — я устало отвернулась от очередного искалеченного ребенка, чувствуя, что злость во мне перешла в ту стадию, когда она сворачивается змеей на дне сердца, еле сдерживаемая разумом.
Я всегда старалась быть в стороне от тех, кто осуждал убийства. Без них, разумные двуногие не в силах жить. Никогда не бросалась на защиту сирых и убогих, ведь большая часть этих людей сами были виноваты в том, что с ними произошло.
Но никогда. Никогда в жизни. Я никогда не прощала тех, что убивали или мучили детей. И если какие-то твари были готовы на такое, то должны были быть готовы и к тому, что однажды получат по заслугам.
Всего, за три часа работы, я буквально вытащила с того света четверых, а еще не дала гангрене лишить ног или рук около шести мужчин и женщин. Работа эта была фактически на износ, а потому мне пришлось попросить притащить все карманные и домашние артефакты, вытягивая из них энергию.
— Что теперь, госпожа, — рядом со мной, почти неотлучно, следовала Калини. Чем больше она прикасалась ко мне, стирая со лба пот или поднося воду в чашке, тем больше я чувствовала в ней что-то… что-то необычное, не такое как в остальных. Скрытую силу, что прямо сейчас не давала женщине, которая прошлой ночью потеряла все, ради чего жила, повеситься в собственном сарае.
Напали на них, как я уже и сказала, при свете луны. Сколько всего было разбойников, никто не знал, но много и не было нужно, учитывая, что среди местных не было подготовленных воинов. Зачем это было нужно, к чему стремились эти твари, убивая или калеча, по сути, только мужчин, я не понимала. Тут было нечего красть, а если деревенских хотели припугнуть, чтобы потом брать налог, то такая резня была абсолютной глупостью, ведь погибли почти все добытчики!