Шрифт:
Веер из птичьих перьев
– Воронина – ворона! – услышала я за спиной, потом раздался оглушительный свист, и шедшая рядом Таня Воронина громко ойкнула. Ей в спину попал огромный снежок, слепленный из мартовского мокрого снега.
Мы с ней синхронно развернулись, и увидели Петьку Колобова и Федьку Ерохина, наших одноклассников. Парни улюлюкали и строили нам рожи. Гримасы в первую очередь относились к Таньке, ее почему–то в классе недолюбливали, и иначе, как Ворона, никто не звал.
И мне так за Таньку обидно
Танька не отставала. Она насела на маленького веснушчатого Федьку, и лупила того отобранной у него же шапкой.
Парни, не выдержав такого натиска, обозвали нас дурами и пошли в сторону школы, нарочно медленно и кривляясь.
Я отряхнула Таню, которая, таская Федьку за волосы, упала в сугроб, и утешила:
– Да, не обращай ты на них внимание. Дураки, что с них взять.
– Да, я и не обращаю.
Мы с ней медленно пошли в сторону дома. Таня жила почти рядом со мной, так что нам было по пути. Некоторое время мы шли молча. Я пинала слежавшийся комок снега, и искоса поглядывала на одноклассницу.
Подругами мы не были, и даже домой, хоть и по пути, вместе ходили не часто. Я вообще, мало, что знала о ней, хотя учились мы вместе с первого класса. Знала только, что ее воспитывает одна бабушка. И хоть мы все в то время одевались, в основном из одного «Детского мира», Таня внешне немного отличалась от остальных девочек. А вот, чем, я не могла понять.
Постоянных подруг у нее не было, но одна она никогда не ходила, всегда прибивалась к чьей-нибудь компании. Почему у нее не было подруг? Вроде не вредная. Может, из-за внешности?
Да, милашкой ее назвать было сложно. Маленькие карие глаза смотрели из–под очков в коричневой оправе. Очки тоже были маленькие, кругленькие, замотанные к тому же синей изолентой. Красоты ей это, естественно, не добавляло.
Волосы, непонятно какого цвета, похожие на пожухлую траву, которая была видна на проталинах. Серо–буро–малиновые? Нет, конечно не малиновые, хоть так и говорят обычно про непонятный цвет. Скорее всего, просто, серо–бурые, они были стянуты в хвостики аптечными резинками.
До сегодняшнего дня я почти не обращала на нее внимания. Надо же, мы ведь вместе проучились до пятого класса, я ее почти не замечала. Но сегодня, когда мальчишки стали обзывать Таню, мне стало ее так жалко. Может, подружиться с ней?
И тут, будто услышав мои мысли, Таня сказала:
– А пошли ко мне? Вместе математику сделаем. А то, я ее не понимаю…
Я подумала, что мне попадет от бабушки, если я вовремя не приду домой, но отказаться все же постеснялась. Я ведь решила с ней дружить!
Она предупредила, что живет в коммунальной квартире. Коммунальной? А что это такое? Бабушка часто говорила, про коммунальные платежи, и как-то объяснила мне, что коммунальные – это когда за квартиру платят. А тут сама квартира коммунальная.
Странно…Таня жила в том же доме, где и мой двоюродный брат, только Ленька в восьмом подъезде, а она в пятом. Но у Леньки квартира была обычная. От той, в которой жила я отличалась тем, что кухня была большая, и потолки выше.
Я слышала, как бабушка в разговоре с мамой сокрушалась, что наша кухня меньше, чем у Леньки дома, и мы не можем поставить туда еще один холодильник, доставшийся нам по записи. А дядя Вася, Ленькин отец, выпрашивал у папы стремянку, потому что у нас можно и со стула до антресолей достать, а у них дома так не получается.
Но, что мне очень нравилось в Ленькиной квартире – длинный коридор. Там, мы с Ленькой, под присмотром взрослых, конечно же, стреляли из пневматической винтовки, которую принес дядя Вася. Еще было классно бегать по коридору, да тетя Лена, нам запрещала.
«Интересно, а у Таньки дома такой же коридор?» – подумала я, когда мы, поднявшись на третий этаж, подошли к квартире, расположенной точно так же, как и у Леньки.
Коридор оказался такой же длинный. Но от светлого и чистого Ленькиного, он сильно отличался. Коридор был темный, маленькая тусклая лампочка, спускающаяся на проводе с потолка, плохо освещала окружающее пространство.
К тому же, коридор был заставлен какими-то тумбочками, на стенах висела то ли одежда, то ли вообще что-то непонятное. Вдоль одной стены стоял большущий сундук. Такой я только в кино видела. Да, тут не побегаешь…
– Раздевайся, – сказала мне Таня, откидывая темную шторку, натянутую на веревке, – вешай пальто вот сюда.
Я нерешительно повесила пальто между Таниным, и какой-то облезлой шубой. Таня задернула шторку.
– А там, что? – я кивнула на подобную шторку, похожую на потрепанный плащ, скрывающий горб калеки.
– А там соседская вешалка, ее польта висят.
– Пальто, – машинально поправила я новоявленную подругу.
И тут приоткрылась дверь, из нее выглянула седая маленькая старушка, и скрипучим голосом сказала:
– Таня! Что за шум в коридоре? Ты ведь не одна живешь!
– Все–все, Марья Григорьевна, мы больше не будем.
«Что не будем? Мы разве шумели?» – пронеслось у меня в голове.
– А вот, наша с бабушкой комната, – сказала мне Таня, открыв дверь и подталкивая в спину
Комната меня поразила не меньше, чем коридор. Темные, толстые шторы, почти полностью закрывали окно, и от этого в комнате стоял полумрак. Я не сразу заметила лежащую на кровати старушку.
– Бабушка, мы пришли. Это моя подруга Наташа (Меня автоматически записала в подруги?), мы сейчас поедим и будем уроки делать. Я шторы открою ладно?
– Открой, только аккуратней, гардину не урони. Там, на кухне картошка, я сварила… – и она, покряхтывая, села на кровати.
Кровать была такая высокая, что бабушка не доставала ногами до пола. Мне стала любопытно, как же она слезет с кровати, но застеснявшись, я отвернулась.