Семейные тайны
Шрифт:
До вчерашнего вечера.
Линдси налила в чашку кофе из серебряного кофейника, положила сахару и пригубила дымящуюся жидкость.
Можно было бы уехать из Нью-Йорка, рассуждала она. Продать трейлер, за постой которого приходится платить просто возмутительные деньги, и все потому, что ночью она не горит желанием раскатывать вместе с лунатиками по этому сумасшедшему городу. Прямо сегодня улететь к Бенни и – ну, разумеется! – к матери и пасть в их любящие объятия. Похоронить свою боль и ощущение предательства по отношению к живым и мертвым. И благосклонно повернуть лицо навстречу блистательному будущему. Да, можно было бы взять и уехать домой.
Но она знала,
Потому что он просил об этом.
Это было просто, как дважды два.
И эта простота делала все таким сложным и запутанным.
Линдси вздохнула. Она пойдет в театр, наденет самые линялые джинсы, видавший виды свитер и самого затрапезного вида куртку. Она выйдет из такси за два квартала до театра, остаток пути пройдет пешком, приметив на пути какую-нибудь автобусную остановку, на которой якобы сошла. Она – свободный фотограф, пробивающий себе дорогу, и должна вести себя сообразно своему положению.
Она должна стать воплощением лжи.
И будет им.
Линдси переставила поднос с неоконченным завтраком на вторую половину королевской – судя по ее размерам – кровати и откинула одеяло. Когда она зашла в душ, то внезапно увидела себя – маленькая марионетка, которую Дэн ведет на ниточках. И где-то в глубине души она испытала смутное удовлетворение от того, что этот мужчина будет дергать за ниточки предельно осторожно и деликатно.
Пока на удивление чистое такси везло Линдси через город, ей пришло в голову, что она совершенно не представляет, что это такое – мир театра.
Когда ей было шесть лет, Джейк взял ее на съемки в студию, где снимал очередной фильм.
Сначала ее захватили яркие огни и суматошное движение вокруг, но тут Джейк потребовал тишины, и начали снимать сцену между главными героями – мужчиной и женщиной.
Линдси ошеломленно смотрела, как героиня рыдала, умоляя героя не покидать ее. Герой отталкивал ее, заявляя, что никогда не вернется к ней. Когда женщина упала на колени и закрыла лицо руками, по щекам Линдси потекли слезы.
Но потом кто-то крикнул «Стоп!», и героиня преспокойно встала на ноги и спросила, не прибыл ли фургончик с закусью, и пообещала удавиться за стакан кофе и бутерброд.
Линдси была потрясена, расстроена и ужасно смущена. Как могут люди включать и выключать в себе те или иные чувства, поражалась она. Что же выходит: у взрослых в голове есть специальные кнопки, нажимая на которые можно заставить смеяться, или плакать, или гневно орать? А что, если эти кнопки заклинит? Что же тогда – ее мать и отец на всю жизнь останутся злыми?
Когда она поделилась своими страхами с Джейком, тот всласть нахохотался, а после объяснил, что эти люди – актеры. Но для шестилетней Линдси это было неудовлетворительным объяснением. Как различить, кто актер, а кто – настоящий? Отец приходит в эту студию каждый день. Где гарантия, что он однажды не превратится в одного из этих людей – в актера? Когда он смеется вместе с ней – это искренне или он притворяется? Как узнать, правда это или нет?
Линдси пожаловалась на живот, и в лимузине Джейка была отправлена домой, и ей больше не пришлось видеть этого притворства. Больше она в студии не появлялась. Она смотрела окончательные варианты картин отца, и то лишь потому, что этому событию всегда посвящался званый вечер. Джейк устраивал частный просмотр в домашнем кинотеатре, и допускалась на эти пышно обставленные приемы только самая избранная публика.
Когда Линдси отослали в Швейцарию, ей в силу малолетства не дозволялось ходить с друзьями
И ей было теперь так странно представлять себя сидящей в театре: она будет смотреть пьесу, и кто-то будет нажимать на ее эмоциональные кнопки, и в тот момент, когда готова будет залиться слезами, где-то за кулисами актер спросит про кофе и бутерброд.
И тем не менее она сейчас в компании сумасшедшего лихача-таксиста несется через весь город, чтобы отправиться в театр.
Взросление, подумала Линдси, это не прогулка на пикнике. Обладание богатством – не гарантия того, что тебе будут подарены судьбой розовые очки, которые заслонят от лицезрения голой правды жизни.
Линдси тихо засмеялась. Жизнь, дарованная случайно, может раздавить своей тяжестью избранника. Но не ее – Линдси Уайтейкер-Уайт. Она намерена взять от жизни все, что та может предложить, и не позволит призракам из прошлого определить ее судьбу.
А как же быть с Дэном? С маской, которую она надевала ради него? Это не, продлится долго. Скорее она уедет из Нью-Йорка и никогда больше не увидит Дэна. Ложь, которая сопровождала ее сейчас, была безобидной. Благодаря ей она сможет увидеть его, смеяться с ним от всей души, наслаждаться его присутствием. И потом она тоже что-то дает Дэну, присутствуя рядом с ним в тот момент, который ему, с его эксцентричным артистическим воображением, кажется самым важным в жизни.
– Приехали, леди, – сказал таксист. – Мы в двух кварталах от театра, адрес которого вы мне дали.
– Отлично, – сказала Линдси. Наклонившись через сиденье, она расплатилась, потом вышла из такси и побрела по тротуару.
Чтобы идти в ногу с идущими рядом пешеходами, Линдси ускорила шаг и наклонила голову, пряча ее от пронизывающего насквозь холодного ветра. Теперь она была всего лишь одной из многих, и мысль об этом позабавила ее. Она спешила, не привлекая ничьих взглядов – одинокая капля в людском море. Но как же меняется это море душ при переезде из одной части страны в другую!
Линдси сверила адрес обшарпанного здания с тем, что был записан у нее в книжке, и, не замедляя шага, пошла дальше, поправив сумку на плече. Фотоаппарат был засунут на самое дно холщовой сумки и всегда наготове на тот случай, когда срочно потребуется снять то, что грех пропустить.
А потом она увидела его.
Высокий, большой, темноволосый, он стоял перед театром, подняв плечи от ветра. Он всматривался в лица проходящих, выискивая в людском потоке ее лицо. Ее лицо.
– Дэн! – закричала Линдси и бросилась к нему. Лицо его озарилось улыбкой, способной – мелькнуло в голове у Линдси – согреть в самый холодный день. Он распахнул руки ей навстречу, и она, ни секунды не колеблясь, безотчетно повинуясь порыву бешено стучавшего сердца, окунулась в его объятия. Ее обволокли тепло и сила, и она прильнула к их источнику, растворяясь в них.