Семейные тайны
Шрифт:
Так, значит про полторы сотни лично зарезанных князем — это армейские сказки. Впрочем, следовало ожидать, молва, она такая...
— Было дело, пришло мне на ум, как со всем этим поступить, — князь улыбнулся, но так, одними губами, взгляд оставался серьёзным, — но всё никак не решался. Но раз уж вы всё знаете, я, пожалуй, так и сделаю, пока кто-то ещё не узнал.
— И что же это, Дмитрий Сергеевич? — не понял я.
— Царский суд, — ответил князь и, видя, что я не понимаю, пояснил: — Как князь, я вправе потребовать суда у самого государя.
— Царский суд? — удивился я. — Разве такое ещё бывает? Это же совсем старина какая-то!
—
Историю эту я помнил из гимназического курса. Князь Мещерский после мятежа Шуйского бежал в Польшу, но потом вернулся и потребовал царского суда. Царь Владимир Десятый тогда Мещерского простил, вменив ему, однако, во искупление измены поставить на свой счёт крепость на Тереке. Но никаких более поздних случаев такого суда я припомнить не мог, да сам же князь и говорит, что это был последний.
— Однако же никакой отмены этого права с тех пор не последовало, — продолжал князь. — А раз так, то я обращусь к государю Фёдору Васильевичу. Вас, Алексей Филиппович, такое удовлетворит?
— Вполне, Дмитрий Сергеевич, — я встал и поклонился. Да, пожалуй, ничего лучше тут и придумать нельзя. Хотя нет, кое-что общую благостную картину не то чтобы портило, но испортить могло...
— А как же тогда быть с тайной происхождения Александры? — спросил я.
— Царь судит самолично и самолично же решает, что из сказанного ему на суде оглашать, а что нет, — напомнил князь. — Я буду просить государя не предавать огласке всё, касаемое рождения Александры, и надеюсь, что прошение моё он удовлетворит. Тем более, княжеское достоинство через дочерей не наследуется, а княжной быть Александра перестанет, едва лишь выйдет замуж за Юрия Азарьева.
А вот это сильно... Нет, какое там сильно! Это гениально! За такое стоило выпить, что я и предложил князю сей же час. Князь предложение принял, и мы с удовольствием осушили по полному бокалу. Есть за что!
Эпилог
— Вот так, Борис Григорьевич и Фёдор Павлович, всё и закончилось, — завершил я свой рассказ.
Мы с Шаболдиным и Елисеевым сидели всё в том же трактире Дятлова. Не возьмусь утверждать, что решение рассказать им, чем закончилось дело, далось мне легко. Да, дядя и родители прямо запретили мне идти к губным с моими умозаключениями относительно князя Бельского, но царский суд уже свершился, и я посчитал, что родительский запрет теперь не имеет смысла. В конце концов, я его исполнил и губному сыску князя не сдал. Да, это, разумеется, абсолютный формализм, как сказали бы в прошлой моей жизни, но оставлять в неведении тех, без кого я бы ничего раскопать не смог, я посчитал непорядочным. Скрывать от обоих своё скорое родство с князем Бельским я тоже не стал, но вопрос с рождением Александры ухитрился-таки обойти. Нет, они-то всё поняли, но и я прямо ничего не говорил, и они ни единого вопроса мне не задали.
— Да, Алексей Филиппович, говорил я вам, что дело тухлое, так оно и вышло, — напомнил Шаболдин. — Но раз государев суд состоялся, значит, оно и закончено. Буду ждать, пока мне прикажут дело закрыть и сдать в архив.
— Мы сделали, что могли, — Елисеев, видимо, решил подсластить коллеге пилюлю. — В любом случае тот, кто убил Бабурова, от суда не ушёл.
Ну да, слово «убийца» применительно к моему будущему тестю Фёдор Павлович произносить не стал. Дипломат, однако...
...Побывать на царском суде мне самому довелось не более пяти минут — по ходатайству князя Бельского царь допросил меня как свидетеля по содержанию расписки Татьяны Луговой. Зато когда суд завершился, царь вызвал меня к себе.
— Ты, Левской, смотрю, и здесь поспел, — усмехнулся государь. — Рассказывай, как всё выведывал!
Я рассказал. Утаивать не стал ничего, мало ли, уж у царя-то возможностей проверить мои слова куда как больше, чем у кого бы то ни было.
— Хитрый, как я погляжу, — рассказ мой государю, похоже понравился. — Палату Тайных дел обойти не каждый догадается, а ты сумел. Но про Луговую теперь забудь!
Я послушно поклонился. Такой прямой приказ посильнее увещеваний Мякиша будет...
— Князя-то ко мне обратиться тоже ты надоумил? — продолжал спрашивать царь.
— Нет, государь, он сам, — ответил я. А что, чужих заслуг мне не надо, своих пока хватает.
— Оба, значит, хороши, — заключил царь, — стоите друг друга, прямо два сапога пара. А теперь скажи-ка мне, Левской, вот что. Царевич Леонид мне твои ружья да револьверы показывал, любопытные вещицы. В магазин ваш мне идти недосуг, так что я вот прямо сей же час их тебе заказываю.
— Меня, государь, с оружием во дворец не пропустили, — доложил я с заранее отрепетированным сожалением, — отец мой Филипп Васильевич да брат у крыльца ожидают.
А что вы хотели? Пока князь Бельский подал прошение, пока оно до царя дошло, пока царю сведения готовили для суда, мы развили бурную деятельность и успели-таки приготовить пару револьверов, карабин под медный револьверный патрон, по одной охотничьей одностволке и двустволке для подарка государю — всё с золотой инкрустацией да накладками, да патронов побольше, да машинку патронную. Ювелиры с нас за срочность исполнения содрали, конечно, не по-людски, но оно того стоило — получилось на славу, не стыдно перед царём будет.
— Хваткие какие, — похвалил царь, велев порученцу сходить со мной и передать, чтобы нас пустили.
Кремль большой, нашлось в нём и где пострелять. Царю оружие пришлось по нраву, но много времени он нам не уделил, сославшись на дела и пообещав отцу вызвать нас потом. Как я понял, генерал-воевода Романов пока государю о наших винтовках не докладывал, поскольку испытания ещё не проводились, что ж, не стали говорить о том и мы.
...А сам царский суд оказался скорым и справедливым. Что там было, мне потом рассказали по отдельности князь Бельский и Лида. Да, Лиду тоже вызвали как потерпевшую. Если верить князю, перед царём она, конечно, поначалу отчаянно робела, но быстро взяла себя в руки и держалась очень даже неплохо.
Князь Дмитрий Сергеевич Бельский по царскому суду стал на семь тысяч рублей беднее, причём в казну царь не взял с него ни копейки — всё пошло вдове убитого. Лида, выслушав историю гибели мужа, ясное дело, не обрадовалась, однако же с виной Петра Бабурова согласилась, от любых иных претензий к князю отреклась и присягу молчать о том, что она на суде узнала, дала.
Сам князь, помимо выплаты этакой позаимствованной в седой старине виры, [1] получил и ещё один источник затрат, на сей раз куда более существенных — царь обязал его завести в Царстве Русском выращивание чаю, чтобы был не хуже того, что возят от маньчжур. Неплохое такое возмещение за смерть одного подданного, да ещё не самого лучшего! Ох, боюсь только, исполнять это повеление ещё и наследникам князя придётся...