Семейные тайны
Шрифт:
— Вполне. Я бы сказал, что в данном случае ключевое слово «предпочтение». Она предпочла причинять людям страдания. А ты предпочла оградиться от страданий.
— Абсолютно верно.
— Но ты не сумела сохранить верность своему выбору. Рисковала душевным спокойствием, когда впустила в свою жизнь Сета. Рискуешь и сейчас, со мной. — Он коснулся ее щеки. — Я не хочу причинять тебе боль, Сибилл.
Этого уже не предотвратить, подумала она, но спорить не стала. Просто положила голову ему на плечо. И он обнял ее, не дожидаясь ее просьбы.
— Поживем — увидим, решила Сибилл.
«Страх, — писала Сибилл, — чувство, присущее всем людям. И мне, человеку, анализировать его так же сложно и трудно, как любое другое чувство, будь то любовь, ненависть, жадность или страсть. Эмоции, их причины и следствия, лежат вне моей компетенции. Я исследую модели поведения — узнаваемые формы человеческого подсознания, которые зачастую не имеют эмоциональных корней. Поведение столь же существенная категория, как и чувство, но оно легче поддается осмыслению.
Мне страшно.
Я одна в этой гостинице, взрослая женщина, умная, образованная, рассудительная, состоятельная. Тем не менее я боюсь снять трубку телефона на моем рабочем столе и позвонить матери.
Несколько дней назад я отказалась бы признать, что боюсь. Сочла бы, что мне просто не хочется. Возможно, решила бы, что я сознательно уклоняюсь от неприятного разговора. Несколько дней назад я стала бы убеждать себя, и убеждать настойчиво, что разговор с матерью по поводу Сета только внесет разлад в наши отношения и не даст никаких положительных результатов. А следовательно, звонить ей незачем.
Еще несколько дней назад я объяснила бы свои чувства к Сету стремлением исполнить свои моральный и семейный долг.
Несколько дней назад я отказалась бы признать и не признала бы, что завидую Куиннам, завидую непринужденности взаимоотношений, царящих в их шумной семье, где игнорируются порядок и дисциплина. Я согласилась бы, что стиль их поведения и оригинальная манера общения интересны, но никогда не признала бы, что тоже хочу вести себя подобным образом.
Разумеется, такая форма поведения мне недоступна. И я принимаю это как должное.
Еще несколько дней назад я пыталась отрицать, что испытываю к Филиппу глубокое сильное чувство. Любовь, говорила я себе, не зарождается так быстро, не развивается столь интенсивно. Это обычная симпатия, влечение, пусть даже похоть, но никак не любовь. Неприятный факт легче опровергнуть, чем честно признать. Я боюсь любви, боюсь того, что она требует взамен, отнимает. И еще больше я боюсь безответной любви.
И все же я вынуждена смириться с существующим положением вещей. Я в полной мере отдаю себе отчет в том, что моя связь с Филиппом не будет длиться вечно. Мы оба взрослые люди. Каждый сделал свой выбор, каждый нашел свой путь. У него своя жизнь, свои потребности, у меня — свои. Я могу только благодарить судьбу за то, что наши пути однажды пересеклись. Я узнала очень
Такой, как раньше, я теперь уже никогда не буду. И не желаю быть.
Но чтобы закрепить в себе произошедшие изменения, утвердиться в собственных глазах, необходимо предпринять определенные действия.
Хорошо, что свои размышления я излагаю в письменном виде. Это помогает лучше разобраться в себе, даже если в моих рассуждениях нет логики и здравого смысла.
Только что из Балтимора позвонил Филипп. Голос у него был усталый, но взволнованный. Он встречался со своим адвокатом по вопросу выплаты страховки в связи со смертью его отца. Страховая компания на протяжении многих месяцев отказывалась удовлетворить их требования, проведя собственное расследование по факту гибели профессора Куинна и заявив, что тот покончил жизнь самоубийством. Братья Куинны упорно добивались справедливости, хотя сопряженные с этим материальные издержки не лучшим образом отразились на их финансовом положении, учитывая, что им теперь приходится обеспечивать Сета и развивать собственный бизнес.
Пожалуй, до сегодняшнего дня я не сознавала, сколь важна для них победа в борьбе со страховой компанией. И вовсе не из-за денег, как я первоначально предполагала. Они стремились смыть всякую тень позора с имени своего отца. Я не считаю, что самоубийство — это всегда проявление трусости. Некогда я тоже подумывала о самоубийстве. Написала прощальное письмо, приобрела необходимые таблетки. Но тогда мне едва исполнилось шестнадцать, я была юна и глупа. Естественно, я разорвала письмо, выбросила таблетки и рассталась с мыслью о самоубийстве.
Своим неблаговидным поступком я оскорбила бы родителей, поставила бы их в неудобное положение.
Горько звучит, правда? Я и не подозревала, что во мне скопилось столько злобы.
Однако, по мнению Куиннов, самоубийство — это акт малодушия. Они изначально даже мысли не допускали и другим запрещали думать, будто человек, которого они так сильно любили, способен на такой непростительно эгоистичный шаг. Теперь, похоже, они выиграли это сражение.
Страховая компания согласилась выплатить им денежную компенсацию. Филипп полагает, что решающую роль в этом сыграло мое заявление. Возможно, он прав. Куинны не приемлют компромиссов. Вероятно, они так запрограммированы генетически. Все или ничего, как выражается Филипп. Он и его адвокат убеждены, что в скором времени они получат «все». И я искренне рада за них.
Я не имела чести знать Реймонда и Стеллу Куиннов, но мне кажется, что, пообщавшись с их семьей, я теперь хорошо представляю, какие это были честные, благородные и великодушные люди. Профессор Куинн заслуживает покоя после смерти. Равно как и Сет заслуживает носить фамилию Куиннов и жить в семье, где его любят и о нем заботятся.