Семейный экипаж
Шрифт:
Песня навещала его сны и только сегодня пришла в его явь, так ошеломляюще внезапно, что он не успел заплакать.
А из глубины сцены медленно шла королева в голубом платье, шитом серебром, облачно-белых туфлях и золотой короне. Обильные, медно-рыжие волосы её переливались и были в продуманном беспорядке рассыпаны по плечам, а лицо было неизъяснимо прекрасно и печально.
За королевой шёл паж в лиловом берете и держал на весу краешек её шлейфа.
Нурлан позавидовал пажу:
«Почему
Королева встала у края сцены и белой ладонью плавно обвела вокруг, ограждая сцену и никого не пуская в её заповедные пределы, залитые лучами прожекторов.
К королеве подошёл человек с засаленной косичкой, подведёнными глазами, выщипанными бровями и замысловато поклонился.
— Это заречный посол, — зашептал Богдан. — Меня пробовали на эту роль…
— Не меша-аай, — простонал Нурлан, боясь пропустить хоть миг из роскошного действа.
— Роль очень трудная, — шептал Богдан.
Но Нурлан ладошками, как наушниками, прикрыл уши с обеих сторон, чтобы слышать только то, что говорят на сцене. Он так смотрел на королеву, что королева почувствовала его взгляд и, выслушивая медоточивые речи заречного посла, милостиво улыбнулась Нурлану.
У него запылали щёки, и он попросил взглядом:
«Ваше королевское величество! Будет свободное время, взгляните на меня ещё раз…»
Королева больше не смотрела на него. По государственным делам ей надлежало следовать к трону. Она величественно повернулась и быстро направилась к трону.
Всё было хорошо, да паж забыл поднять шлейф. Конец шлейфа зацепился за сучок на полу. Королеву дёрнуло назад, она взмахнула руками и чуть-чуть не упала на спину.
— Раззява! — закричал пажу Нурлан, тут же обеими руками зажал себе рот и от страха закрыл глаза. Как он мог в присутствии королевы так ругаться?
Ой, что теперь будет?
Нурлан открыл глаза.
Королева по-прежнему махала руками, чтобы не упасть, а паж не знал, что делать.
Ни секунды не мешкая, Нурлан вскарабкался на сцену, пахнущую клеем, духами и потом, ослеплённый прожекторами, отцепил шлейф и, успев показать язык потрясённому пажу, под грохот аплодисментов вернулся на своё место.
Королева уже сидела на троне и, склонив голову, милостиво выслушивала толстого посла в треуголке из войлока.
— Заморский посол, — сказал про него Богдан. — Я просил эту роль, да мне не дали…
Заморский посол оказался весёлым человеком. Он сыпал прибаутками, и королева, обмахиваясь веером, смеялась до слёз. Посол кончил говорить, а королева, прислушиваясь к себе, всё смеялась явно не по роли, и в глазах её жила скрытая печаль.
Нурлан холодеет:
«Неужели её убьют? За что?»
И утешает себя, как может:
«Её не за что убивать! Она такая красивая».
Королева успокаивается и опять смеётся, откинув голову назад, и Нурлан незаметно для себя начинает смеяться вместе с нею.
Отчего так неистово весела королева? Оттого, что дела в королевстве идут отлично? Или оттого, что окончился учебный год и впереди каникулы для больших и для маленьких? Или ещё от чего-то, непостижимого Нурлану?
Внезапно королева замолкает, опять прислушивается к себе, и слёзы смеха в её глазах блестят, как слёзы печали.
«Неужели её всё-таки убьют? — опять холодеет Нурлан. — Но кто? Как? Надо отвести беду!»
Между тем на виду у всего зала, но так, чтобы не видела королева, заречный посол сыплет яд в хрустальный бокал с газированной водой и несёт его к трону.
Зал замирает.
Слышно, как шипит, пузырясь, вода в бокале.
Королева с рассеянной улыбкой принимает бокал из рук заречного посла и собирается пригубить газированную воду. Нурлан непроизвольно вскрикивает:
— Не пейте-ее!..
Королева с укоризной глядит на него. Нурлан поясняет, потупившись:
— Там яд.
— Не пейте! — кричат из разных мест зала. — Пожалуйста, не пейте!
Королева колеблется.
Она живёт в ином мире, отделённом от этого кромкой сцены, лучами прожекторов, чуровой чертой, переступать которую обыкновенный человек не имеет права.
Медленно-медленно королева выпивает бокал, ставит на поднос, успевает шепнуть слуге: «Не разбей, пожалуйста», белыми пальцами в перстнях расстёгивает высокий ворот платья.
— Мне душно, — жалуется она.
Нурлан в ужасе закрывает глаза руками. Он слышит стоны королевы, крики послов, топот ног, властный голос рыцаря, визг собаки и звон стекла. Наверное, разбился вдребезги тот самый хрустальный бокал. Но что значит хрусталь по сравнению с жизнью королевы?
Не отрывая ладоней от глаз, большими пальцами Нурлан затыкает уши, чтобы не только не видеть, но и не слышать всей трагедии.
Щекам и рукам горячо. Это текут слёзы.
Но что они изменят?
Он ждёт долго-предолго и решается оторвать руки от лица только тогда, когда зал гремит от аплодисментов и топает так, что дрожат половицы.
Посреди сцены стоит живая разрумянившаяся королева, держит за руки заречного и заморского послов. Она кланяется залу, а вместе с нею волнами кланяются-колыхаются остальные артисты.
— Браво! — кричит зал. — Браво-оо! Брависсимо!
Нурлану не верится, что сказка о светлом королевстве уже кончилась и начинается быль степного посёлка Адамовки.