Семейный кодекс Санта Барбары
Шрифт:
– А больные на него жаловались? Знаете, кому-то могло что-то там показаться, что-то обострилось, а виноват во всем доктор.
– Николай умел ко всем пациентам находить подход. И если поначалу больной был недоволен, то после разговора с Николаем претензии исчезали сами собой. И потом, вы знаете, как сейчас трудно лечить. Все грамотные, все всё знают – и какое лекарство стоит принять, а какое даже не надо пробовать. Вот моя соседка спрашивает: «Вы знаете, Мария Петровна, я уже антибиотики из группы макролидов принимала, и цефалоспорины тоже. Может, мне теперь фторхинолоны попробовать?» Говорю ей: «Это же не ресторанное меню, чтобы пробовать».
– Еще
– Таких людей, по-моему, в природе не существует. Но Николай не жаловался. Знаете, некоторые постоянно ноют: денег не хватает, бедствую, а сами палец о палец не ударят, чтобы что-то изменить. Коля был не из таких. Он подрабатывал где только мог. И сверхурочные дежурства брал, хотя платили, конечно, за них немного. А потом, когда открылась первая частная клиника, он стал совмещать.
– Значит, недоброжелателей у него не было ни среди коллег, ни среди больных, так?
– Да, я считаю, что так.
– Мария Петровна, вот вы сказали, что Николай Петрович скорее чужие ошибки подчищал, чем собственные совершал. Вы имели в виду какой-то конкретный случай?
Она замялась.
– Поймите, мне сейчас нужна любая зацепка, чтобы размотался клубок, который привел к преступлению. Ведь Сосновскому не просто нанесли смертельный удар, его еще жестоко избили.
– Боже мой! Хорошо, я расскажу. Кстати, после этого случая Николай ушел из больницы. Хотя он действительно просто исправлял чужие ошибки. Как-то в наше отделение привезли женщину в очень тяжелом состоянии. Операция требовалась экстренная. Это было странно, потому что поступила она не по «Скорой», а из другого стационара, из Восьмой городской больницы. Как потом выяснилось, ее родственники настояли на этом. Состояние, как я уже сказала, было крайне тяжелое. Мы вскрыли гнойник. Во время операции случилась остановка дыхания. Это длилось секунд десять, может, пятнадцать, сейчас уже не помню. Нам удалось ее стабилизировать с помощью реанимации. Была произведена трахеотомия. Говоря обычным языком, в горло мы вставили трубку, чтобы пациентка могла дышать. В общем, вскрыли гнойник, вышло гнойное содержимое. И все же больная умерла.
– Умерла во время операции? – уточнила я.
– Нет, операция была успешно завершена, ее доставили в послеоперационную палату. Она скончалась на следующий день.
– Но почему?
– Вот и мы задавали себе тот же вопрос.
– Так причину и не выяснили?
– Все прояснило вскрытие. В той больнице, откуда доставили больную, ей было проведено инструментальное исследование пищевода. Скорее всего, когда специалист-эндоскопист проталкивал трубу, он порвал пищевод. По существу нанес больной два сквозных ножевых ранения, только изнутри.
– Ужас какой, – не выдержала я. – Никогда в жизни не соглашусь на такое обследование.
– Зарекаться не стоит, кто знает, что может случиться. Так вот, самое печальное, даже не печальное, а трагическое во всей этой истории, что врачи, проводившие обследование пищевода, сделали повторное обследование. Температура у больной поднялась до 39,6, она не могла глотать, началось расстройство дыхания. Во время этого второго обследования как раз и были выявлены перфорации – две дырки. Разрыв пищевода – тяжелейшее повреждение. При этом развивается медиастинит – тяжелый инфекционный процесс с высокой летальностью. Если человеку не оказать помощь, он погибнет.
– Так почему же они не зашили пищевод? Ведь если у больного есть хоть малейший шанс, надо его дать!
– Вы совершенно правы, Татьяна. У этой больной был шанс, но врачи, сделавшие ей прободение, его не дали. Любая хирургическая операция в той ситуации была бы признанием врачебной ошибки. Если бы больная умерла после официально поставленного диагноза разрыв пищевода, врачам Восьмой больницы пришлось бы отвечать. Поэтому родственники больной, видя, что после вскрытия гнойника ей не стало лучше, решили, что в Восьмой больнице просто неквалифицированные врачи, и привезли ее к нам. Врачи, проводившие обследование пищевода, от своей вины всячески открещивались и пытались все свалить на нас.
– Конкретно на Сосновского?
– Нет, не на него. Как бы это объяснить… Когда стараются свои ошибки переложить на других, в ход идет все. Стали говорить, что больная умерла исключительно по причине тяжелого течения послеоперационного периода. Но, простите, он и не мог быть иным при гнойном процессе в пищеводе.
– А гнойник вы вскрывали где? Ведь не в пищеводе же?
– Конечно, не в пищеводе. О проблемах с пищеводом мы не знали вплоть до смерти больной. Об этом было известно только эндоскописту и врачам, которые вели ее в Восьмой больнице. Кстати, поступила она туда по причине застрявшей в горле рыбьей кости. Почему-то в горле ее не нашли и решили поискать в пищеводе.
– В конце концов ненайденная кость нагноилась. Но врачи из Восьмой боялись ответственности за свой непрофессионализм и ничего не предпринимали.
– Совершенно верно.
– А если бы родственники не настояли на ее переводе к вам, она бы умерла в Восьмой больнице?
– Разумеется. Чудес не бывает. Я же вам говорила, что при инфекции грудной клетки практически нет надежды.
– Но ведь это… – От возмущения я не сразу нашлась, что сказать. – Они, эти врачи в кавычках, спасая свою шкуру, обвиняли другую бригаду, то есть вас. Скажите, а как повел себя Сосновский в этой ситуации?
– Он очень корректно и доказательно отмел все обвинения в адрес своей бригады. Хотя эти нарекания были настолько несостоятельными, что и говорить не стоит. Но родственники больной после ее смерти подали в суд на врачей, допустивших повреждение пищевода.
– И был суд?
– Да, состоялся суд. Судебное разбирательство длилось долго. Приговор был вынесен, но от уголовной ответственности виновных освободили.
– А Николай Петрович был задействован в судебном разбирательстве?
– Только как свидетель. Вы знаете, родственники этой женщины очень благодарили Николая. Сестра ее сказала, что после того, как мы больную прооперировали, у них появилась надежда на благополучный исход. Но…
– Понятно. Мария Петровна, а вы помните фамилию этой больной? И в каком году это произошло?
– Как не помнить после всего – Скорова Натэлла Всеволодовна. Это было в 1997-м.
– Спасибо вам большое, Мария Петровна, вы мне очень помогли.
– Татьяна, вы найдите того, кто убил Колю. Это не должно остаться безнаказанным.
– Конечно, не сомневайтесь.
Лифт был занят, и я пошла пешком. На втором этаже дверь тамбура была приоткрыта. Я успела заметить большой конференц-зал с возвышающимися полукруглыми рядами кресел. У доски стоял мужчина в белом халате. Я замедлила шаг и прислушалась: