Семи смертям не бывать
Шрифт:
Сделав эту покупку, Сидоренко явно повеселел. В следующий магазин он зашел уже без колебаний, и Данилка охотно последовал за ним. Здесь Сидоренко стал примерять сапоги, и Данилка тоже попросил себе пару сапог, натянул их и, приценившись, стал ожесточенно торговаться с приказчиком.
Сидоренко, с интересом наблюдавший, как бойко Данилка торгуется, вмешался:
— Ты чего рядишься? Все равно денег нет.
— Почему нет? — обидчиво возразил Данилка. — У кого и нет, а у меня завсегда есть.
— Может, и есть.
— Да нет, какой запас. — Данилка улыбнулся. — Это я так, по привычке. Для меня поторговаться — все равно что в баню сходить. Люблю — страсть!
Как и ожидал Данилка, это заявление Сидоренко выслушал с явным сочувствием. Бывалому, лет за тридцать, солдату с плутоватыми, быстрыми глазами нравилась коммерческая жилка в людях. Он почувствовал в своем подопечном родную душу и, выйдя из магазина, уже напрямик спросил:
— Значит, при деньгах?
Чирков ответил деловито:
— Да есть немного. По нынешнему временибез денег только глупый будет.
— Что верно, то верно, — охотно согласился Сидоренко.
— Вот я в деревне накупил гусей, здесь продам, да с прибылью. Вот я и при деньгах. Так?
— Так-то так. А гуси-то твои где? — недоверчиво спросил конвоир.
— На базаре дядька один из нашей деревни, расторгует. Сообразительный мужик — сила! В город возьмет рубль, а обратно три везет.
— Это подходяще. — Затем, помолчав, спросил задумчиво — Значит, оборот делаешь?
— А как же. По нынешнему времени деньги в оборот надо пускать. Конечно, кто коммерцию понимает.
— А ведь плакала твоя коммерция, — сказал Сидоренко.
— Это как? — встрепенулся Чирков.
— А вот так. Дядька твой на базаре расторгуется и уедет к себе в деревню. А ты тем временем будешь у Гусельникова в казарме сидеть.
Данилка примолк.
— Да нет, так нельзя. Никак нельзя. Это что же… — наконец сокрушенно выдавил он из себя.
Договориться с Сидоренко, как и думал Данилка, не составило труда. Условились, что сходят сейчас на базар, отыщут дядьку, который должен поджидать Данилку в чайной, возьмут у него деньги.
Сидоренко как бы между прочим сказал:
— В казарме тебя все равно обчистят за милую душу.
— Меня-то? Ну нет, не обчистят! — уверенно возразил Данилка.
— Да ты Гусельникова не знаешь. Оберут — и не пикнешь. Здесь, парень, ухо востро надо держать. Вокруг такие волки — загрызут!
— Что же делать? — уже немного растерянно спросил Данилка.
Покладистый конвоир покровительственно улыбнулся:
— Ладно. На первый случай помогу. Деньги пускай у меня хранятся, а, когда пообживешься, поймешь что к чему, тогда и возьмешь. Вот так.
Данилка, как нельзя более довольный развитием событий, едва удержался, чтобы не выдать радости. Неохотно и хмуро, как и подобало в подобном случае, спросил:
— А расписку дашь? — но тут же, заметив недовольство конвоира, поправился — Это я так… Вижу, что не обманешь.
«Эх, кажется, пересолил», — с тревогой подумал Данилка. Сейчас все зависело от того, удастся ли ему заманить конвоира на базар.
Но Сидоренко, далекий от подозрений, видимо, целиком был поглощен предстоящей операцией. И в свою очередь беспокоился, как бы Данилка не передумал и не отказался передать ему деньги.
Все дальнейшее произошло очень быстро. Торопливо обойдя уже опустевшие базарные ряды, Чирков в сопровождении конвоира направился в чайную. Пока он с озабоченным видом осматривал набитую людьми чайную, Сидоренко, действительно встревоженный, приговаривал:
— Эх, парень, плакали твои денежки. Уехал твой компаньон. Как пить дать.
— Что значит — уехал? — кипятился Данилка. — Э, нет. Да я, знаешь, я его из-под земли достану. Нет, брат, от меня не уйдешь.
Убедившись, что здесь нет того, кто им нужен, пошли через площадь во вторую чайную, светившуюся окнами издалека. Здесь Данилка сидел сегодня днем с солдатами. Отсюда он и хотел бежать.
В этой чайной Данилка бывал не раз и в прошлые приезды в город. Он знал, что из большой комнаты, где сидят посетители за столиками и пьют чай, можно пройти через черный вход во двор, а оттуда, перемахнув через невысокий забор, выбраться в темный кривой переулок. А там… Радостное чувство свободы на секунду захлестнуло его.
Войдя в чайную, Чирков, выражая всем своим видом растерянность и беспокойство, осмотрел сидящих за столиками. Затем, обернувшись к Сидоренко, смятенно пробормотал: «Он, наверное, там, у хозяина» — и, не дождавшись ответа, ринулся через комнату, чуть не сбив полового с подносом. Через минуту он уже был во дворе, легко перемахнул через забор. Темный и узкий переулок пахнул на него яблоневым сладким запахом. Вокруг были сады.
Пробежав с версту, Данилка свернул на улицу, такую же безлюдную и темную. Попетляв так часа два, он залез в большой сад на окраине города и крепко проспал под раскидистой яблоней до утра.
Ранним утром Данилка уже вертелся у церкви, где договорился встретиться с Отцом. Стараясь затеряться среди нищих, старушек и прочего убогого люда, пришедшего к заутрене, он нетерпеливо поглядывал по сторонам, надеясь издали увидеть приметную фигуру Отца. Ему не терпелось поскорее выбраться из города, оказаться подальше от контрразведки, тощего офицера с маленькой головкой и обманутого Сидоренко, рыскающего, наверное, сейчас где-нибудь неподалеку в поисках беглеца. Нужно было как можно скорее попасть в отряд, рассказать Чевереву обо всем, что удалось узнать. При мысли об этом Данилка начинал ругать Отца. Где он мог задержаться? Прошло еще некоторое время, и Данилка уже с беспокойством думал о старике.