Семьи.net (сборник)
Шрифт:
Данила фыркнул.
— Как тебе не стыдно? Ты прямо как неграмотный. Знаешь вообще, что такое случайные числа и зачем они?
— Для синтезаторов вроде, — подсказала Верочка.
— Именно! Для синтеза материи нужны потоки чистейших случайных чисел. И это сегодня — самая большая проблема. Потому что они нужны в количестве, сравнимом с числом атомов каждого изделия. А в таком количестве их взять просто неоткуда. И хороший поток стоит нереальных денег!
— Смотри, как наш гость-то оживился! — улыбнулась Верочка. — И уже не грустный! И уже не тощий! Глаза горят…
— А вот я никогда не понимал, в чем проблема, — Арсений пожал плечами. — Они же случайные числа! Бери с потолка!
Данила
— Уверен? О’кей. Придумай мне десять случайных чисел?
— Да пожалуйста: десять, двенадцать, сто…
— Уже плохо, — заметил Данила. — Все четные. И возрастают. Ну, продолжай…
— Да сколько угодно! Семь! Три! Сто! Э-э-э… Тридцать пять! Э-э-э… Два! Сто два! Э-э-э… Ну, тридцать один… Э-э-э… Сейчас…
Данила наблюдал с улыбкой.
— Ты уже понял, да? — спросил он, наслаждаясь эффектом. — А чисел нужно не десять, не сто и не миллиард — а столько, сколько атомов в арбузе. Или в этой бутылке вина. Или в оконном стеклопакете. А если поток будет грязным, ограниченным, повторяющимся — то появится муар. По-русски говоря — атомная рябь.
— Как это?
— Объясню на примере. Один из методов оценки чистоты потока — засеивание. Ты берешь случайные числа, кладешь их рядами на экране в виде точек своей яркости и так засеиваешь весь экран. И смотришь. Если поток идеально чистый, то экран будет казаться гладким и серым, какие бы там разношерстные точки ни стояли рядом. А вот если поток грязный… то будут заметны пятна, полосы, черточки, рябь — грязь, одним словом. И когда такой грязный поток идет в атомный синтезатор, то в получившемся продукте может оказаться что угодно: от вкраплений атомов свинца до радиации. Арбуз выйдет несъедобным, а бутылка треснет от внутренних натяжений.
— Да ты физик! — с уважением произнес Арсений.
— Пришлось кое-чего почитать, — согласился Данила. — Короче говоря, ни мозг, ни математическая формула, ни вихрь Мерсенна, ни щелчки от датчиков распада изотопа — ничто тебе по-настоящему чистый поток не даст. Если речь о промышленных объемах, понятное дело. Потому что любые генераторы случайных чисел зажаты факторами, и из этих факторов не выпрыгнешь. «Э-э-э, ну еще раз тридцать пять…» — передразнил он.
— Да ты еще и математик! — изумился Арсений.
— Да нет же! — отмахнулся Данила и встал. — Какой из меня математик? Просто читал статьи, общался с искателями, нахватался терминов. Собственно, я тебе уже всю теорию рассказал. Ничего больше искателю знать не надо.
Он подошел к столику, налил себе еще вина, затем Арсению, затем растерянно оглянулся в поисках бокала для Верочки.
— Я алкоголь сейчас не пью, — ответила она.
Арсений профессионально покачал бокал и принялся разглядывать на просвет густые винные дорожки, ползущие по стеклу.
— А я-то думаю, из чего они такое хорошее вино делают за копейки в синтезаторах? — спросил он задумчиво. — Оказывается, потоки… Но я все равно не понял: что же вы ищете, когда втыкаете в землю свои штырьки?
Данила снова стал серьезен.
— Грубо говоря, мы ищем шум. Потому что случайность взять больше неоткуда, кроме как из самого разного окружающего шума. Берем любые шумы, какие только можно найти в природе. Шум в эфире, магнитные колебания от порыва ветра, излучение ядра Земли, реликтовый шум Галактики — из всего можно вытрясти поток случайных чисел.
— Так в чем проблема?
— В том, что эти потоки все грязные.
— Объясни, — попросил Арсений.
— Ну… — Данила задумался. — Чтоб тебе, как музыканту, было понятней: они все ритмичные. Как будто вся Вселенная — гигантский оркестр с дирижером. Понимаешь? Мы-то всегда думали, что вокруг хаос и энтропия. А когда появился атомный синтезатор, понадобилось набрать полные пригоршни этого хаоса. Пригляделись, и оказалось, что хаоса вокруг не очень-то и много.
— Но ведь это шум… — произнесла Верочка.
— Если бы… — Данила грустно покачал головой. — Шум — это когда ты не чувствуешь мелодии, потому что она такая сложная, что не может уместиться в твоей голове. Может быть, чтобы услышать эту музыку, нужно быть размером со Вселенную. Просто представь, что тебе показали три числа, допустим 73, 144 и 59. И тебе никак не дано узнать — это три совсем случайных числа или крошечный кусок какой-то математической функции. Или список цен на комплект дизайнерской одежды: ботинки, штаны, куртка. И в итоге выясняется, тебе просто показали твое собственное давление и пульс. И значит, эти числа вовсе не случайные, а зависят от возраста, погоды, от количества приседаний в фитнес-клубе или от курса твоих акций, который ты услышал секунду назад. Понимаешь? Мы слышим так мало нот, что просто не можем понять, из какой они симфонии. Но когда ты начинаешь работать с миллиардами, триллионами, квантиллионами случайных чисел, полученных от самых разных, вроде бы, случайных шумов, то ты начинаешь понимать, что где-то за кулисами есть Дирижер, или Композитор, или что-то типа того. Понимаешь? И это даже не про религию. Это — вообще. Просто выясняется, что у любых шумов все равно общие гармоники — что на Земле, что под землей, что в космосе. Ты думал, это был случайный порыв ветра и скрип дуба, а это вполне закономерное движение воздуха, которым дирижируют облака и приливы, а ими дирижируют вспышки на Солнце, а те подчиняются галактическим гравитационным ударам, и все это — одна бесконечная, сложнейшая, но безумно гармоничная песня, которая звучит от Большого взрыва до наших дней…
Данила умолк. Арсений и Верочка теперь глядели на него с нескрываемым уважением.
— Как вкусно ты излагаешь! — с восторгом сказал Арсений.
Верочка задумчиво поежилась и плотнее укуталась в свой плед.
— А ведь как странно получается… — произнесла она медленно. — Выходит, человечество думало, что преобразует окружающий хаос и создает гармонию. А как докатились до синтеза материи — нам самим понадобился хаос. Стали искать его вокруг — а во Вселенной гармония. Так, может, это мы хаос создаем?
— Ага, — подхватил Арсений, — нам кажется, что мы творцы и сочинили собственную музыку, а на самом деле мы просто фальшивая скрипка, которая возомнила, будто придумала собственную ноту и принялась играть не в такт с общим оркестром. Так выходит?
Данила кивнул.
— Я сам часто об этом думаю. Это очень большая философия — случайные числа.
— Мистика, — уточнил Арсений.
Данила усмехнулся.
— Нет, дружище, философия. А мистика — это другое. Это когда ты стоишь в чистом поле и замечаешь, что в этой точке прет поток в сто раз чище, чем на том же поле, но в двух шагах в сторону… Вот тут начинается мистика и истерика! Потому что объяснения никакого нет. Понимаешь? Ты поехал к Ниагарскому водопаду, сделал замеры — а там ноль. Встал посреди Москвы в парке Горького — ноль. Шел месяц пешком по глухой тайге — ноль. На пляжах Юкатана — ноль. А потом какой-нибудь искатель Стив Бол — слышал про такого, нет? Да слышал, конечно, — он в пустыне посреди Соединенных Штатов съезжает с трассы на бензоколонку, та оказывается заброшенной, но он просто ради интереса делает замер — и эта крошечная точка планеты сегодня дает девять процентов всей генерации, добываемой в мире! Девять процентов денег! — Данила вскинул вверх руки, глаза его горели. — Ну вот как это, скажи? Как такое может быть? Как этот Бол — очкарик! сопляк! недоучившийся студент! клоун с дешевым измерителем за триста долларов, которым вообще ничего толкового не намеришь! — и он теперь возглавляет список самых богатых людей планеты?