Семиотические исследования

Розин Вадим Маркович

Созданию привычной для нас схемы метро предшествовало построение еще двух схем – схемы организации движения людей в городе (для этого использовался Генплан Москвы) и монтажной схемы метрополитена. Все три схемы метро использовались (используются) в трех основных функциях. С одной стороны, на их основе, действительно, организуется деятельность (потоки людей в Москве, инженерная, монтажная деятельность в ходе строительства метрополитена, передвижения людей – пересадки, входы в метро и выходы, выбор маршрутов). С другой стороны, эти схемы задают определенные предметы, сначала виртуальные, полагаемые в мысли, а затем реальные. Так, схемы метро на Генплане сначала задавали только планируемые потоки людей; сегодня эти схемы

описывают реальные потоки. В начале строительства монтажная схема метрополитена задавала инженерный объект, описываемый проектом, после окончания строительства – это была схема уже реального метрополитена. Схема, к услугам которой мы прибегаем в метро, задает виртуальный объект (мы планируем на ней свое передвижение), но после того, как мы выходим из метро, она может быть рассмотрена как описание нашего реального движения. С третьей стороны, те же схемы метро используются как знаки (знаки-модели), с их помощью решаются различные «модельные задачи»: прогнозируется попадание на определенные маршруты и станции, рассчитываются более короткие маршруты, определяются (на монтажной схеме) длины маршрутов или другие параметры.

Соответственно, как я показываю в статье «Онтологические, направляющие и организационные схематизмы мышления»(«Кентавр», № 20), схема андрогина используется Платоном, во-первых, для организации мышления и коммуникации слушателей диалога, во-вторых, для задания характеристик любви, в-третьих, может быть использована как модель, например, для прогнозирования, в каких случаях любовь будет устойчивой, а в каких нет.

Таким образом, схемы задают предметы, но особые – созданные целиком или частично с помощью этих схем. Используются схемы и как знаки. Рассмотрим теперь, чем схемы отличаются от знаков, обычно не используемых как схемы. Со знаками человек действует вместо определенных объектов. Замещая эти объекты знаками и действуя с ними, он получает возможность перестроить свою деятельность и приписать объектам свойства, выявленные в ходе знакового оперирования. Например, чтобы определить количество людей в нескольких помещениях, пересчитывают людей в каждом (замещая их числами) и затем складывают полученные числа, результат сложения, представляющий собой тоже знак, относят к людям во всех помещениях. Здесь специфицирующим признаком является именно деятельность со знаком (человек действуют со знаком вместо объекта).

Схемы в своем основном назначении используются сразу в нескольких ролях: организации деятельности и мышления, задания виртуального и затем реального предмета, использования в функции знака-модели. Проектируя в «Пире» на основе схем новый тип любви, ориентированной не на страсть, а разумное духовное делание, обусловленной не действием Бога любви, а личным отношением человека, Платон вынужден приписывать любви совершенно новые качества. Эти качества задаются именно на схемах. На схемах же Платон получает возможность моделировать дополнительные качества платонической любви. Специфицирующим признаком схем является, с одной стороны, использование их для организации деятельности или мышления, с другой – конституирование нового предмета, представленного в этих схемах. Последнее обязательно предполагает становление схем как семиотических образований, без этого, кстати, невозможна и первая роль схем как средств организации деятельности и мышления. Так история с андрогинами из простого рассказа становится схемой лишь в контексте прославления Эрота, в том случае, если эта история проецируется на тему любви и предполагается, что из нее можно кое-что извлечь о самой любви. Заканчивая свою речь утверждением, что любовь есть жажда к целостности и стремление к ней, Аристофан реализует именно семиотическую функцию схемы андрогина.

Интересно, что история об андрогинах является схемой лишь в контексте диалога «Пир». За ее пределами – это простой рассказ, не более того. Точно также мы называем схему метро схемой, потому, что чувствуем, что данное сочетание линий и кружочков может быть использовано для организации и другой деятельности, что оно условно. В отличие от такого условного понимания схем значения знаков безусловны. Спрашивается,

почему? Не потому ли, что в отличие от знаков схемы задают личностную реальность и проживаются? Начиная работать со схемами, человек переживает определенные события (движение по определенным линиям метрополитена, пересадки, входы и выходы; любовь как жажду целостности, как духовное дело и прочее), причем это как раз является необходимым условием организации его деятельности и мышления. Дело в том, что личность (и античная и современная) может разворачивать свою деятельность только в рамках определенных реальностей. Схема же как самостоятельная предметность задает определенный тип реальности, события, связанные определенной логикой.

Для знака предметность не важна, более существенна его объектная функция; действуя со знаком как объектом, мы получаем возможность создать новый тип деятельности и отнести полученный результат к исходному объекту. Для схемы предметность обязательна, проживая события этой предметности, человек как личность может развернуть свою деятельность (мыслительный процесс) и одновременно конституировать предмет, на котором эта деятельность осуществляется.

Для типологии схем как семиотических образований ведущим является их функция в организации. Схемы, используемые для организации коллективной деятельности, я называю «коллективными», для организации самостоятельного поведения человека – «приватными», для организации поведения личности, согласованного с общественным, – «согласующими», для организации познания в науке – «онтологическими» и «направляющими».

Литература

1. Августин Блаженный Аврелий. Исповедь // Творения Блаженного Августина, епископа Иппонийского. – Киев, 1880

2. Альберти Л.-Б. Три книги о живописи //История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. – Т.1. – М., 1962.

3. Андреев Д. Роза Мира. – М., 1991.

4. Апулей. Апология. Метаморфозы. Флориды. – М., 1960.

5. Аристотель. О душе. – М., 1937.

6. Аристотель. Метафизика. – М.-Л., 1934.

7. Аристотель. Аналитики. – М., 1952.

8. Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие. – М., 1974.

9. Ахманов А. С. Логическое учение Аристотеля. – М., 1960.

10. Баттс Р. Е. Тактика пропаганды Галилея в пользу математизации научного опыта // Методологические принципы современных исследований развития науки (Галилей). Р. С. – М., 1989.

11. Бахтин М. М. К методологии литературоведения // Контекст. 1974. – М., 1975.

12. Бердяев Н. Самопознание. – М.,1990.

13. Бруно Дж. Изгнание торжествующего зверя. СПб., 1914.

14. Вайман А. А. Шумеро-вавилонская математика. – М., 1961.

15. Ван-дер-Варден Б. Л. Пробуждающаяся наука. – М., 1959.

16. Вейн А. М. Бодрствование и сон. – М., 1970.

17. Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка. Л., 1930.

18. Выготский Л. С. Конспект к лекциям по психологии детей дошкольного возраста // Эльконин Д. Б. Психология игры. – М., 1978.

19. Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. – М., 1960.

20. Выготский Л. С. Исторический смысл психологического кризиса // Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. – М., 1982. Т. 1.

21. Гадамер Х.-Г. Актуальность прекрасного. – М., 1991.

22. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных пргорамм. – М., 1980.

23. Галилей Г. Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки, относящихся к механике и местному движению. Сочинения. Т. 1. – М.-Л., 1934.

24. Галилей Г. Диалог о двух главнейших системах мира. – М., 1948.

25. Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Том 3. Философия духа. – М., 1977.

26. Гельмгольц Г. О восприятиях вообще // Хрестоматия по ощущению и восприятию. – М., 1975.

27. Гуковский М. А. Механика Леонардо да Винчи. – М.-Л., 1947.

28. Данилова И. Е. О композиции итальянской картины кватроченто. – Советское искусствознание. 1973. – М., 1974.

29. Дживелегов А. Леонардо да Винчи. – М., 1935.

30. Жегин Л. Ф. Язык живописного произведения (условность древнего искусства). – М., 1970.

31. Знамеровская Т. Проблема кватроченто и творчество Мазаччо. Л., 1975.