Семнадцать каменных ангелов
Шрифт:
– Где он? – требовал Бианко, продолжая осыпать младенца ударами. – Где он?
Здесь мать не выдержала и запела, назвала имена его сестры, брата, его друзей из союза, места, где он мог бы оказаться, но твердила, что знает только, что он пошел смотреть футбол! Что он болеет за «Ривер»! Что иногда ставит пять песо! Они вызвали подкрепление, чтобы совершить налет по названным ею адресам, потом сели и стали ждать. Фортунато никак не мог оправиться от потрясения, не верил глазам и ушам своим, когда полицейский в гражданском стал составлять опись домашней утвари и мебели в маленькой квартирке. Через двадцать минут пришел муж, и его без всякой борьбы арестовали. Бианко позвонил по телефону. Кончилось тем, что всех их увезли, и тихо плачущих мать с детьми тоже.
После
– Вот видишь… – успокаивающе сказал ему Бианко, – вот видишь, ничего не случилось!
В последующие дни Марсела замечала, что он рассеян, все время о чем-то думает, и в конце концов, сидя за утренним мате, он все рассказал ей.
– Конечно же, это все подрывные элементы, ну по крайней мере их отец…
Он не закончил фразу, а она ничего не спросила. Она с полминуты сидела, уставившись в пол и не произнося ни слова, потом спрятала лицо в ладони и разрыдалась.
– Какой ужас! – С минуту она не могла унять слез, потом отняла руки от мокрого от слез лица. – Не связывайся с этими людьми, Мигель! Умоляю тебя! Или в один прекрасный день… – она вздрогнула, – избивать ребенка будешь ты.
Он послушался ее и стал посылать вместо себя других оперативников, пока Бианко не перестал его приглашать. Помощник комиссара после этого стал относиться к нему с некоторым пренебрежением, словно Фортунато был размазня и у него недоставало мужского характера выполнять такого рода задания. Как бы раскаявшись, Фортунато ушел с головой в работу, стараясь преуспеть в вещах, необходимых для продвижения по службе в полиции: он собирал деньги, арестовывал преступников и защищал друзей. Теперь все снова пошло как по писаному. Бианко стал генеральным комиссаром, которому подчинялся следственный департамент, и, взбираясь вверх по лестнице, прихватил с собой своего друга Фортунато.
Фортунато допил мате и прошел в спальню переодеться к вечеру. Из просторного деревянного гардероба он выбрал свой лучший пиджак отличной итальянской шерсти, черный в мелкую белую клетку. Марсела купила пиджак к дню его рождения двадцать лет назад в дорогом магазине в центре, несмотря на его протесты – ведь точно такой же можно купить гораздо дешевле в пригородах. Он по-прежнему помнил волшебное сияние пиджака, когда впервые надел его и в нем вышел из магазина, абсолютно не отдавая себе отчета в том, что узкие лацканы и геометрически правильный рисунок ткани давным-давно вышли из моды и выглядели теперь совершенно нелепо. К пиджаку подобрал карминовый галстук и черные туфли, выудил из маленькой коробочки на полке запонки. Заглянув в бумажник, он с ужасом отметил, что тот несколько полегчал. Собираясь провести вечер вне дома, нужно обязательно иметь при себе некоторый запас.
Он вынул из ночного столика отвертку, быстро отвинтил дно гардероба и осторожно извлек дощечку из паза, который в свое время вырезал в углу. Из-под панели на него смотрели уложенные аккуратными рядами тугие зеленые пачки – полмиллиона долларов в американской валюте.
Деньги копились почти сами собой и в отсутствие Марселы прятались в небольшой тайничок. Часть денег он тратил на угодивших в беду полицейских или на пострадавших от преступлений, тех, кто особенно растрогал его. Дети, жившие в округе полицейского участка, знали, что от него всегда можно было ожидать конфетку или игрушку. Но денег все равно становилось все больше и больше; они уже почти заполнили отведенное им пространство на дне гардероба, так что скоро придется оборудовать новое.
Что хорошего они принесли ему? Даже под конец, с Марселой, когда он придумал новую сказку про специальный медицинский фонд для семей, она наотрез отказалась:
– Что есть, Мигель, то есть. Я предпочитаю умереть с достоинством в моем доме, а не гоняться за несбыточными надеждами.
Он сидел на кровати и разглядывал аккуратные ящички, на которые поделил свою жизнь. В другой половине гардероба за запертой дверцей висели платья Марселы, как она оставила
Он открыл Марселинину половинку гардероба, и его окатило сиреневым запахом пудры. Увидев ее платья, Фортунато заплакал.
Часом позже он пристегнул девятимиллиметровый браунинг и отправился в «Семнадцать каменных ангелов».
Глава седьмая
Афина в белой шелковой блузке ждала его в вестибюле «Шератона» и с застенчивым нетерпением посматривала на вход. Подходяще, с одобрением подумал он, для вечера с мужчиной на двадцать пять лет старше. Нужно одеться хорошо, но не соблазнительно.
По дороге к автомобилю она, как ему показалось, немного нервничала.
– Что за привычка у вас здесь ужинать в полночь!
– Мы здесь едим поздно, Афина. Вся штука в том, что нужна маленькая сиеста. Потом просыпаетесь, пьете саfесitо, [40] и все в порядке.
Они сели в «фиат-уно» и поехали в сторону Ла-Боки. Осенний вечер веял мягким теплом, еще не утратившим приятной легкой сыроватости, так приятно облагораживающей воздух в летнее время. Теплый ветерок обтекал лицо Фортунато, словно мягкая полоска бархата. Улицы Палермо выглядели необыкновенно красивыми, переплетающиеся ветвями платаны по обе стороны мостовой образовывали над головой сплошной коридор, разукрашенный бледно-зелеными сгустками листьев. Улочкам поменьше великолепные старые особняки придавали необъяснимое ощущение материального благополучия, будто жизнь за их стенами текла в размеренном, но вполне чувственном довольстве. Большие многоквартирные дома этого оплота верхнего слоя среднего класса сверкали залитыми ярким светом вестибюлями за стенами из зеркального стекла. На ум приходили приемы, на которых официанты с напомаженными черными волосами и в белых пиджаках разносят гостям коктейли. По обеим сторонам улицы выстроились балконы, увитые вьющимися растениями и уставленные цветами в горшках, с некоторых балконов поднимался к небу голубоватый дымок жарящегося мяса. Почти на каждом углу бойкое кафе отбрасывало на улицу теплый отблеск.
40
Порция кофе (исп.).
– Это Палермо, – пояснил он ей. – Кварталы среднего класса и семей с еще большим доходом, хотя за последнее время они становятся очень модными.
– Здесь красиво, – произнесла доктор.
– Буэнос-айресцы, портеньо, любят уличную жизнь, – рассказывал Фортунато. – Видите балконы? Людям нравится открывать двери потоку воздуха, слушать звуки улицы и выглядывать на нее.
Он видел, как она наблюдает за хорошо одетыми людьми, неторопливо прохаживающимися по тротуарам или поднимающими стаканы в сверкающем золотыми люстрами ресторане.
– Извините меня, Афина, я очень рад, что вы приехали, но все-таки не понимаю, почему они прислали эксперта по правам человека вроде вас, а не кого-нибудь из ФБР.
Девушка старалась держаться уверенной, но в ее ответе ему почудилась некоторая скованность.
– Думаю, это внутриполитические проблемы, Мигель. Государственный департамент посчитал, что эту проблему лучше всего рассматривать как проблему прав человека и таким образом обойти вопросы юрисдикции и подобные вещи.
Фортунато успокоился. Да, из ее слов следовало то, что уже говорил Шеф: гринго не придают этому значения. Иначе зачем бы им было посылать женщину, ничего собой не представляющую и не имеющую никаких полномочий?