Семнадцать мгновений Вейдера
Шрифт:
Странный звук – как будто всхлип – привлёк его внимание. Он чуть было не наступил на них, присыпанных каменным крошевом и пеплом. Коротко бросил одному из рядовых: «Посвети!».
Белое как мел лицо. Широко открытые глаза смотрят в небо. Тонкие струйки из носа, ушей и рта – тёмной лужицей под щекой. Рассыпанное по плечам множество тонких косичек. Вывернутое под неестественным углом тело. И оно – это тело – бережно, как величайшую драгоценность Мира, прижимает к себе другого. Этот другой – ребёнок. Мальчик с раскроенным черепом. Кровь, много крови. Девчонка пытается то ли вздохнуть, то ли что-то сказать. Капрал №PG-X1891 видит – это агония. Она уже не жива во всех тех смыслах, в которых живы другие люди. Но всё ещё жива там… в своём маленьком предсмертном мире. Капрал хотел бы спросить того неведомого,
…Её начало затягивать в гигантскую воронку. Она попыталась схватиться за что-нибудь, но пальцы сомкнулись на…
Нет!!! Нееееет!!!
Она успела – детская ладошка, тёплые пальчики… Она успела! Она держит его. Тину смеётся – он бежит по зелёной траве рядом с ней. И где-то на самом рубеже гаснущего сознания… перед тем как окунуться в ласковое сияние Силы:
«Малыш Тину Ксанф, хочешь быть моим падаваном?..»
Жульё интерпретирует так, как ему выгодно, а мы, простаки,
подхватываем готовую интерпретацию.
Потому что не умеем, не можем и не хотим подумать сами.
А. и Б. Стругацкие. Гадкие лебеди.
«Всё-таки как хорошо возвращаться. Пусть не домой… Но, по крайней мере, в то место, которое может в какой-то степени считаться домом». Джедай Оби-Ван Кеноби, в общем-то весьма мало походя на генерала доблестной Республиканской армии, коим являлся, лежал в тени пусковой установки и, подложив руки под голову, жевал соломинку. Затянувшаяся на несколько стандартных месяцев погоня за Гривусом вымотала его до предела – проклятый киборг оказался весьма крепким орешком. Настолько крепким, что Оби-Ван даже несколько раз пожалел, что на подхвате нет его взбалмошного ученика – вдвоём им было бы легче, несмотря на некоторую хмм… сложность их отношений.
Коди? – коммандер Коди сидел недалеко от Кеноби на перевёрнутом ящике из-под консервов и полировал ствол бластерной винтовки.
Да…
Что ты будешь делать, когда закончится война?
Человек, отличающийся от легендарного Фетта только другим расположением шрамов на смуглом скуластом лице, поднял голову и задумался.
А действительно – что он будет делать? Коммандер Коди не помнил ничего кроме войны. Война – его жизнь и профессия. В конце концов, он появился на свет только благодаря войне. И скоро конец этой жизни… Чем будет заниматься Республиканская армия после того, как последний сепаратист подпишет капитуляцию? Урегулированием конфликтов во Внешнем кольце? Ни одна мало-мальски приличная планета цивилизованной части галактики не потерпит на своей территории гарнизон «белошлемников». Тоталитарный контроль Центра? После многих веков в составе сверхдемократической конфедерации, носящей название Галактической Республики? Вряд ли канцлер пойдёт на это – иначе в Сенате по новому кругу начнутся вопли по поводу ущемления прав и свобод. «Мда, дилемма…»– Оби-Ван выплюнул соломинку и приподнялся, опершись на локоть. Коди закончил с винтовкой и, отложив её в сторону, сказал:
Честно говоря – не знаю… Я не знаю, что делают люди, когда кончается война. Может быть останусь в гарнизоне. Может быть, выйду в отставку – хорошие бойцы нужны не только в армии…
Кеноби промолчал. Да, хорошие бойцы нужны не только в армии – наёмники, контрабандисты… Кто там ещё?
Казалось почти невозможным, что клоны смогут освоить мирные профессии, жениться, нарожать детишек – в общем, жить полноценной человеческой жизнью. Что-то всегда смущало джедая во всей этой затее – какое-то неприятное чувство, что они решили за людей их судьбу, распорядились жизнями. А в том, что клоны – такие же люди, Бен уже почти не сомневался. Двухгодичное знакомство с Коди, постепенно переросшее в дружбу, было этому прямым подтверждением. Но всё же… Иногда скребли на сердце крохотные коготки – «модифицированные копии». Чего лишили этих людей предприимчивые дельцы с Камино, кроме того, что у очень немногих здесь – в основном у командиров рот и подразделений, да и то не у всех – были нормальные человеческие имена? Весь остальной гарнизон ходил под номерами и, на первый взгляд, не особо заморачивался по этому поводу.
Разговор замялся, не начавшись – Коди эта тема явно была не приятна, а Оби-Ван не особо любил лезть людям в душу. Пусть идёт как идёт – куда-нибудь да выведет. Должен же быть у этой истории какой-то логический конец? И генерал Кеноби вновь откинулся на скатанный кулём плащ. Нет, думать не хотелось абсолютно… «Мы все устали от этой войны…» Казалось, никакая, даже самая сложная или, наоборот, нудная, а потому тем более изнуряющая, миссия не надоедала и не выматывала так, как эти бесконечные наступления, отступления, переброски из системы в систему, совещания, дислокации, диспозиции… Оби-Ван выругался про себя. В тени было жарко. Здесь вообще везде было жарко. Не поймёшь – то ли степь, то ли пустыня. Сплошные нагромождения скал, высохшая жухлая растительность, россыпи камней… «Везёт мне на пески…» Кеноби сорвал ещё одну соломинку, потревожив пригревшуюся на камне ящерку, – та шустро юркнула в какую-то щель. Солнце было уже в самом зените и палило так, что звенело в ушах, медленно вращался локатор межпланетной связи, серебристая игла ретранслятора стрелой уходила в небо. Ретрансляторы были каминоанского производства – как, впрочем, почти вся республиканская военная техника – и отличались тем, что за почти три года войны не передали ни одного сигнала. Теоретически они должны были работать на какой-то очень экзотической частоте, связанной с инженерными выворотами каминоанцев и чрезвычайными ситуациями. Какие ситуации попадают под определение «чрезвычайные», никто толком не знал, как и не знал, в чём именно заключается каминоанское ноу-хау, но, тем не менее, операторы на передатчике присутствовали постоянно. На тот случай, если ситуация всё же прояснится.
Наваливалась дрёма, в побуревшей на солнце траве затрещала-застрекотала какая-то местная ползучая мелочь, и незаметно в полуденную какофонию влился ещё один звук. Странный, он настойчиво пищал на самой грани слуха, тоненько, на одной ноте. Как будто даже не звук, а какое-то неудобство в ушах, как от резкой перемены давления. Шевельнулась ленивая мысль подняться и уйти в казарму, в приятную прохладу кондиционированного воздуха. Подальше от солнечного удара. Вот Коди поднял руки и с рассеянным видом потёр виски. Да, надо подняться, надо, надо…
Наверное, несмотря на жару, он всё же начал засыпать. Перед глазами вновь закружились моменты недавней погони, отвесные скалы, мелькание сейберных лучей – так бывает от сильной усталости – и… враз подняло на ноги звеняще-вязкое чувство – опасность!..
Жаркое марево, размеренное гудение энергоблока клинка, чёрное дуло бластера, направленное ему в голову и – прямо напротив – безумно-отрешённые глаза…
Коди? – и следом. – Коди!!!
Рука коммандера Коди дрожит. Нереально, невозможно для человека его выучки и закалки. Ну, ещё бы – раньше ему никогда не приходилось держать на мушке командира, соратника, просто друга…
Гнетущая тишина вокруг. Теперь он понял, что заставило его очнуться – лагерь словно вымер, стих даже безумный полуденный концерт в скальных зарослях. Казалось бы, столько лет неожиданностей, пора бы и привыкнуть, но нет – растерялся как мальчишка.
Коди…
Рука клонтруппера дрожит ещё сильнее. Потом опускается. Но вновь вскидывает оружие, стоит Оби-Вану протянуть руку.
Коди, пойдём отсюда… Это солнце… Здесь солнце… плохое, а ты на самом солнцепёке… Дай мне бластер… - и снова, уже с лёгким профессиональным нажимом в голосе. – Коди. Дай. Мне. Бластер.
Человек в белой броне отчаянно сопротивляется. Вот только непонятно чему… На мгновение его взгляд приобретает осмысленное выражение. Кажется, что вот-вот он отбросит оружие, вытрет пот со лба, в недоумении встряхнет головой… или сам Кеноби очнётся от тяжёлого сна. Нет… Кошмар наяву продолжается. Чуда не происходит – клоноделы Камино знают своё дело слишком хорошо. И они не ошибаются.
Ретранслятор виден из-за плеча Коди. Сознание отказывается принимать очевидный факт – звон в ушах, ощущение тумана и тяжести в голове – всё это исходит от этой самой серебристой иглы.