Семнадцатая осень
Шрифт:
Выйдя на свежий воздух, Городовая сделала глубокий вдох и подняла взгляд на тяжелое, серое, предгрозовое небо:
– Интересно, когда же все-таки начнется дождь?
– Если уж он начнется, то надолго, так что уж лучше так…– Крашников, со свойственной ему лаконичностью, высказал свою точку зрения по этому вопросу и перешел к более насущному:
– Куда мы теперь направляемся?
– Я думаю, что самое время наконец-то показать мне город, – улыбнувшись ответила Городовая и направилась к машине следователя.
12
Подходящий к концу день, оказался для Городовой довольно плодотворным, а так внезапно принятое в гостиной Хабаровых решение, волшебным образом все прояснило – моментально стало легче существовать, отошли на задний план все тягостные размышления
Остаток дня Городовая буквально порхала, ощущая легкость во всем теле и в голове, словно сбросила невероятно тяготивший ненужный груз. Она отчетливо поняла, что наступило время для очередного крутого поворота в ее жизни – и раз уж не удалось принять себя – следователя со всеми способностями и талантами, и свою работу со всеми ее недостатками, пришло время оставить эту деятельность навсегда и двигаться дальше.
Крашников угостил ее вкусным обедом и наконец-то показал город. Они колесили по его улицам и площадям два с лишним часа, ненадолго останавливаясь возле достопримечательностей и значимых городских объектов, вроде развлекательного центра и огромного городского рынка. Следователи прошлись по парку вокруг Дома Культуры с Администрацией в одном здании. По просьбе Городовой Крашников показал ей все школы, детские сады и колледж города, а так же все более – менее крупные предприятия, функционировавшие в нем.
Швейная фабрика, с которой они начали знакомство с производствами города, оказалась самым компактным по размеру и аккуратным их них. Располагалась она в единственном трехэтажном здании Нижнего города, застроенном одноэтажными и двухэтажными коттеджами; цеха занимали первый и второй этажи, а администрация фабрики – третий. Вокруг фабрики подрастали высаженные небольшими группками деревца, творчески был подстрижен кустарник возле главного входа, а по всей территории разбросано множество клумб с еще не опавшими осенними цветами. Во всем этом чувствовалась такая любовь и забота, что, казалось, будто это чья-то личная усадьба, а не место, куда люди приходят изо дня в день для того, чтобы заработать весьма скромные деньги.
Следующим пунктом ознакомительной поездки по городу оказался огромный металлургический комбинат. Следователи остановились на небольшой площадке на возвышенности, возле главной проходной комбината, с которой открывался потрясающий вид на все предприятие.
Для Городовой этот металлургический комбинат, в общем и целом, ничем не отличался от таких же комбинатов в других городах России – те же высокие бетонные заборы, чадящие трубы и то грохочущие, то шипящие звуки, раздающиеся с разных сторон. Однако, было одно отличие, стоившее всех других и потому поразившее ее – несмотря на солидный возраст этого комбината – а ему недавно исполнилось восемьдесят лет – выглядел он замечательно – ни обшарпанных стен, ни торчащей арматуры и осыпающихся конструкций – как и во всем городе, здесь тщательно следили за внешним видом всех без исключения построек. Но самой главной отличительной особенностью явилось то, что над комбинатом совсем не было смога. Возможно, это можно было объяснить большим количеством зелени в самой долине и вокруг нее, которая поглощала большинство выбросов комбината, однако такого неестественно чистого, не затянутого дымкой, неба, над работающим во всю мощь комбинатом, Городовой видеть не доводилось.
Как следует поудивлявшись и вдоволь налюбовавшись на дымящие трубы, наделенные мрачной привлекательностью на фоне темно-серого неба и величественных, кажущихся черными, гор, следователи уселись обратно в машину и отправились к мебельному заводу, находящемуся неподалеку.
Здесь любоваться было совершенно не на что – предприятие, состоящее из нескольких аккуратных зданий и сооружений, огороженных забором, со шлагбаумом на въезде. Не было ни клумб, ни подстриженных кустарников, только запах возле мебельного завода был особенным – ненавязчиво
Последним пунктом их экскурсии оказался больничный городок, въезд в который проходил сквозь аллею, с живущими здесь высокими и необъятными в обхвате елями и соснами. Деревья здесь именно жили, другого слова по отношению к ним, даже не приходило на ум, не возникало никаких сомнений в том, что они являются живыми существами. Они выглядели великанами, мудрыми старцами, невероятно могущественными, решающими судьбы всего мира и воплотившимися в деревьях, чтобы продолжать свою непостижимую жизнь на другом уровне бытия. Здешняя атмосфера укутывала, убаюкивала, умиротворяла и растворяла все тяжелые мысли о проблемах и невзгодах, словно деревья впитывали в себя негатив, выделяя взамен в воздух антидепрессанты. Городовая поняла, почему таксист во время рассказа о городе упомянул именно эту аллею, почему именно она является местной достопримечательностью, предметом особой гордости горожан, а не другие аллеи, которых в этом зеленом городе предостаточно. Пребывание здесь порождало ощущение насыщенности и наполненности собственной жизни, незначительности любых жизненных проблем, сравнимые с эффектом избавления от тяжелой болезни. Совершенно необыкновенное, непостижимое, волшебное место. Увидев в глубине аллеи пешеходные дорожки, по которым то тут, то там прогуливались люди, Городовая поняла, что это место является местом силы и имеет терапевтический эффект для многих горожан и дала себе обещание, обязательно посетить это место еще раз и побродить между древних, как мир, деревьев в одиночестве.
Благодаря этой довольно длительной и неожиданно увлекательной экскурсии, оказавшей на Городовую одновременно успокаивающее и тонизирующее действие, она стала лучше понимать людей, живущих здесь – в, возможно, действительно райском закутке. В городе есть все необходимое для насыщенной, нескучной жизни, все в шаговой доступности; население миролюбивое, случайных людей практически нет, никто не заинтересован в нарушении общественного спокойствия. У Городовой наконец начало формироваться, складываться, свое, особое мнение об этом городе и его населении, уже на основании собственных ощущений и чувств от увиденного, а не только на основании рассказов таксиста. Но пока оно не оформилось во что-то конкретное… отношения с этим городом у Городовой пока только завязывались, как она обычно это называла, и, она до сих пор не могла определиться – нравиться ей здесь находиться, или, все же, не нравится. С одной стороны – здесь действительно многое было замечательно, никогда она не встречала такого благополучного и самодостаточного городка… Но, с другой – все это благополучие все еще казалось ей неестественным, каким-то наигранным, она до сих пор, с первых минут пребывания здесь, не могла расслабиться, ее, то и дело, что-то томило и тревожило…
Надо сказать, что двухчасовая поездка по городу не была для Городовой праздной прогулкой. Она на собственном опыте убедилась в том, что никогда не лишне накапливать информацию на новом месте пребывания, во время работы над делом. В бессознательном останутся все мельчайшие детали увиденного и услышанного, всех пережитых впечатлений, мыслей, наблюдений, чужих и собственных эмоций, обрывков услышанных разговоров. Все это в совокупности с информацией из памяти, а также с накопленным за годы службы опытом, непременно поможет ей в расследовании дела, ради которого она здесь.
После посещения территории больничного городка Городовая с Крашниковым отправились в отдел полиции, чтобы составить план дальнейших действий. Во время поездки по городу они не говорили о работе, да и вообще очень мало разговаривали. Но это было не то молчание, когда нечего сказать и чувствуешь неловкость в присутствии другого человека: это было обоюдокомфортное молчание, спокойное и умиротворенное, способствующее отдыху и накоплению сил. Городовая еще раз убедилась, что присутствие Крашникова – единственное, что по какой-то причине ее успокаивало в этом городе, только в его компании она могла расслабиться и быть самой собой.