Семья Горбатовых. Часть первая
Шрифт:
— Вы?.. У государыни будете просить?..
— Да, если до тех пор не покончу с собою…
— Дай Бог вам всякого счастья!
— Счастья… я не думаю, чтобы у меня было счастье — мне в него не верится… Но, во всяком случае, хуже, чем теперь, не будет. Ах, Боже мой, чем… чем все кончится, я не могу себе и представить!..
— Я вам предсказываю, что вы будете счастливы, — сказал Сергей твердым, уверенным голосом и крепко сжал руку Мамонова.
Но рука его была холодна, как лед, лицо бледно; он был подавлен и крайне грустен.
Даже и теперь-то ему казалось, что никогда не наступит этот день, что он никогда не решится сам ва себя наложить руки. Он все заглядывал в будущее, все хотелось ему так или иначе предотвратить беды, которые он уже предчувствовал, удержать за собою то, к чему он привык и чего, раз достигнув, ему трудно было лишиться. Да вот и теперь, хоть он и угадал в Сергее хорошего и благородного юношу, хотя он и говорил с ним искренне, но это сделалось случайно, а до этой прогулки он искал с ним сближения, тоже задумываясь о будущем…
XXVII. РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО
Проходили дни, недели, по-видимому, не принося никаких изменений в обычном ходе придворной жизни. Государыня, по-прежнему, в определенные часы занималась делами, выслушивала доклады, много гуляла, принимала участие в различных увеселениях, а между тем все замечали в ней с каждым днем усиливавшуюся перемену. Сергей уже раза два заставал ее с покрасневшими глазами: она, видимо, чем-то тревожилась. Ее грустное настроение не могло не отражаться и на всех окружавших, и все временами как-то притихали, озабоченно поглядывая друг на друга и перешептываясь.
Сергей иногда уезжал из Петербурга по делам службы и часто возвращался в Царское вместе с графом Безбородко и его молодым красивым племянником, Милорадовичем, которого граф недавно представил государыне и который теперь часто появлялся во дворце.
Мамонов оставался все таким ж сумрачным, видимо, избегал общества и, наконец, стал избегать даже Сергея. Они уже не возвращались более к откровенному и дружескому разговору.
Мамонову нелегко было глядеть на Сергея — он понимал, что слишком долго тянет, и все же никак не мог решиться.
Однажды Сергей его встретил утром в одной из дальних аллей парка вместе с княжной Щербатовой. Он издали им поклонился и свернул в сторону на первую попавшуюся дорожку. Он не мог не подивиться одному — каким образом эта девушка возбудила такую страсть в Мамонове. Она была недурна, но не особенно красива и, главное, в ней не замечалось ничего привлекательного, приятного.
Глядя на нее, Сергей всегда думал, что она не может быть добра, а, напротив, верно, она даже и злая; ума ее также никто не замечал, и вообще она была довольно бесцветна.
В это же утро Сергею предстояла и другая еще встреча. Во дворце, у покоев императрицы, он увидел караульного секунд-ротмистра, который вдруг кинулся к нему с протянутой рукой и радостно заговорил:
— Ах, Сергей Борисыч, давненько мы не виделись! Как я рад вас встретить.
Это был хорошенький Платон Зубов, в новом с иголочки нарядном мундире, такой свеженький и розовый, такой стройный и изящный. Но Сергей не особенно радостно отвечал на его приветствие.
— А! Вы в караульных? Давно ли?
— Недавно, Сергей Борисыч.
— Довольны?
— Помилуйте, как же не быть довольным… А уж как боялся, когда в первый раз должен был войти и доложить государыне. Ведь, знаете, это такая великая женщина… это просто богиня какая-то… Я понимаю, что даже посланники, привыкшие к разговорам с государями, немеют при ее виде… Когда я видал ее в торжественные минуты, она меня совсем ослепляла, я не мог глаз поднять на нее, но здесь, у себя — она другая. Тут она уже не богиня, не царица — это ангел доброты! Она всегда так милостиво меня выслушивает, так кротко глядит… Мне хотелось бы упасть перед ней на колени и прикоснуться губами хоть к кончику ее платья…
— Похвальные чувства, — улыбаясь не особенно ласково, заметил Сергей. — Государыня, действительно, очень милостива.
— Ах, как милостива! — с напускной восторженностью подхватил Зубов. — Я, право, поклоняюсь как божеству — и тут нет греха!
— Конечно, — сказал Сергей и хотел было пройти, но Зубов удержал его.
— Сергей Борисыч, вы на меня не сердитесь?
— Сердиться… помилуйте, да за что же?
— Да что я до сей поры вам должок не вернул…
— Ах, что вы, я и забыл совсем.
— Нет, как же можно, я очень хорошо помню и при первой возможности возвращу, только потерпите, благодетель — совсем денег нет. Прошу отца, прошу, чтобы выслать из деревни, а он отмалчивается… ужасный скряга у меня отец…
— Забудьте об этом должке и никогда мне о нем не поминайте больше, если не хотите, чтобы я и взаправду рассердился, — сказал Сергей и, слегка пожав руку Зубова, прошел дальше.
Это хорошенький мальчик решительно ему не понравился.
Прошло еще несколько дней. 18 июня рано утром, едва Сергей проснулся в своей маленькой комнатке в одном из дворцовых флигелей, как к нему явился посланный от графа Мамонова, который просил его немедленно к себе пожаловать.
Сергей наскоро оделся и отправился в большой двухэтажный флигель, весь отведенный под помещение Мамонова.
Он застал графа уже совсем одетым и в волнении ходившем взад и вперед по большому роскошному кабинету. Лицо его было бледно, большие глаза совсем красны от слез и бессонной ночи.