Семья и школа
Шрифт:
Средняя школа приучает нас с детства заниматься делом, которое нас не интересует, не захватывает, относиться к своему делу казённо, по чиновничьи.
В этом и заключается её великое воспитательное значение, полное соответствие с нашей жизнью.
Что такое Россия?
Собрание людей, из которых каждый недоволен тем делом, которое ему «приходится» делать.
Видали ли вы довольного своей профессией человека?
Возьмём чиновника… Я не говорю о высших, которые, как орлы, парят в сфере высших предначертаний и вьют свои проекты
— Ах, как хорошо быть чиновником!
Весь театр расхохочется, но найдёт:
— Совсем уж неправдоподобно!
— Чиновник? Чиновник отличается от обыкновенного смертного только одним. Всякий человек зависит только от собственного несварения желудка, чиновник ещё и от чужого. Несварение желудка у начальника, — и выговор, замечание, лишение награды! Жалованье — грош. Бьёшься как рыба об лёд…
— Но зато дело-то, самое дело!
— Какое же это дело? Мы куда-то, что-то пишем, а оттуда только слышим, что это ни к чему не ведёт.
Вот и всё.
Найдите мне умного, развитого чиновника, который бы верил в жизненность и плодотворность «канцелярщины».
Возьмём лиц «либеральных» профессий. Большой адвокат в отчаянии от своего «ремесла».
— Помилуйте, я являюсь тогда, когда всё в сущности уж почти кончено. Улики собраны, скомбинированы. Подсудимый на три четверти уж признан виновным, — сидит на скамье подсудимых. В то время, когда идёт настоящая-то, решающая судьбу борьба, во время следствия, меня и нет. Я похож на доктора, которого зовут только к умирающим. Много ли тут сделаешь! Какая это профессия! Сколько душевных мук перенесёшь!
Маленькие адвокатики, не задающиеся такими «вопросами», тянут себе лямку, получают «за выход».
— Но дело ведь вы делаете?
— Какое это дело! Так, кляузы поддерживаем.
Из писателей один только Щедрин завещал сыну:
— Нет выше и почётнее, как звание русского литератора.
А все, большие и маленькие, по три раза в день вспоминают слова Пушкина:
— Что это за несчастие с умом и талантом родиться у нас. [12]
Актёр всегда говорит:
12
В письме жене от 18 мая 1836 года А. С. Пушкин писал: «...чёрт догадал меня родиться в России с душой и талантом» (прим. редактора).
— Мой сын будет доктором… Мой сын будет инженером…
— А актёром?
— Избави Бог!
Одни есть — доктора. Те всегда в пьесах говорят очень громко о счастье быть врачом, врачевать, помогать и исцелять…
В пьесах-то они очень довольны своей профессией, а вот по статистике-то никто так рано не умирает, как доктора от нервного переутомления.
Скажите
— Врачевать, — как это должно быть отрадно!
— Пичкать какими-то пилюлями, микстурами человека, которому нужны не порошки а хлеб! Как это необыкновенно «отрадно»! Чувствовать на каждом шагу своё полное бессилие!..
Из десяти русских врачей вряд ли один даже и верит в медицину. Заниматься. изо дня в день, всю жизнь делом, к которому не лежит сердце! Какая это должна быть каторга! Я со слезами, например, всегда читаю «Московские Ведомости». Бедный г. Грингмут! Что должен перечувствовать он, садясь к письменному столу. То же, что каторжанин, когда его приковывают к тачке.
Человек хотел бы писать настоящие, голые, неприкрашенные «донесения», а он должен издавать всё-таки газету!
И так всю жизнь!
Это каторга с прикованием к письменному столу! Школа спасает нас от многих тяжких ощущений.
Наша средняя школа приучает нас к тому, что нам предстоит испытывать во всю нашу жизнь: заниматься делом, которое не по душе, относиться к нему «по казённому».
— Сбыл, да и с рук долой!
В этом достоинство нашей средней школы. Её связь с нашей жизнью. Вот почему теперь, когда её собираются реформировать, когда на неё со всех сторон сыплются нападки, я считаю своим долгом вступиться за неё и сказать:
— Не трогайте этих кругов. Восьми кругов гимназического… курса.
Они дают настоящую подготовку к предстоящей жизни.
Для Петербурга теперешняя школа важна в особенности потому, что с детства приучает людей быть маленькими чиновниками.
Гимназический доктор
Педагогический совет…
Это собрание, которое судит при закрытых дверях, в глубокой тайне, как венецианский совет трёх.
Которое разбирает дело по обвинению Иванова Павла.
— В систематическом отколупывании от стен штукатурки.
И Иванова Петра, обвиняемого в том, что он:
— Дерзко лаял в коридоре собакой на учителя немецкого языка.
Это судилище, в лексиконе которого есть такие страшные слова, как:
— Предложить взять из гимназии.
— Исключить.
От постановлений которого зависит волчий или ангельский вид. Тот самый «кондуитный список», коего данные, согласно известному циркуляру, начальство университета принимает в соображение, как:
«При выяснении предпочтительных прав того или другого лица на предоставление ему наличной студенческой вакансии».
Так и:
«При обсуждении дисциплинарных последствий тех проступков, которые будут совершены в бытность студентом».
Это, истинно, страшное судилище, безапелляционно решающее подчас всю дальнейшую участь человека.
Это грозное в гимназическом быту.
Это «синее собрание» накануне важной и необходимой реформы.
В педагогическом совете будет заседать также и гимназический доктор.