Семья Рубанюк
Шрифт:
— Разве ж его признаешь? — оправдывался он, поблескивая очками в сторону Петра. — Вон какой стал! Ну, ну, будь здоров, Остапович! С благополучным прибытием!
Кузьма Степанович подсел ближе, приглаживая ладонями волосы. Поговорить со знающими людьми было его страстью.
— Что же там, в нашей столице, новенького? Воевать скоро придется? — осведомился он. — Ты теперь человек ученый. Хочу тебя спросить вот о чем. Все ж таки мы вроде как в союзе с Германией. Это ж большая сила, а? Теперь кто хочешь побоится.
Кузьма Степанович напряженно и пристально смотрел, ожидая ответа. Петро понял, что этот вопрос очень тревожил старика.
— Что вам сказать? — подумав, ответил он. — Договор-то у нас есть о ненападении. Может быть, нас и побоятся трогать.
— Ох, нет, — с сомнением покачал головой Кузьма Степанович. — Ближняя собака скорей укусит.
Он еще долго выпытывал у Петра новости — о приезде в Москву японского министра, о последних опытах ученых Тимирязевской академии. Постепенно разговор перешел на хозяйственные дела. Петро все время чутко прислушивался к каждому звуку, доносившемуся со двора. И когда под окнами прошелестели быстрые, легкие шаги, он на полуслове осекся и обернулся к дверям.
Оксана остановилась на пороге. Неестественно громким и веселым голосом она поздоровалась с Петром. Тот поднялся навстречу, молча сжал ее пальцы. Рука ее, теплая и мягкая, чуть заметно дрожала. Василинка и Настя перестали шушукаться, с откровенным любопытством смотрели на обоих. Оксана, покосившись на них, потянула Петра за собой:
— Пойдем, посидим у меня в комнатке.
Оксана прибавила в лампе огонь и задернула занавеску на окне.
— Какой ты у нас москвич, показывайся, — сказала она, поглядывая на Петра блестящими глазами.
Петро стал у окна. С плохо скрываемым волнением наблюдал он, как Оксана прикалывала к волосам красную гвоздику.
— Это чтобы понравиться, — сказала она, чувствуя на себе его пристальный взгляд и за шуткой стараясь скрыть растерянность.
— А если не поможет? — посмеиваясь, спросил Петро.
От него не утаилось, что девушка взволнована: ее выдавали побледневшие щеки, дрожащие пальцы, которыми она закалывала цветок. Но, несмотря на волнение, она держала себя свободно. «Это уже не та девчонка, которая с такой наивной робостью дарила платочек», — подумал Петро.
Он всматривался в черты ее лица. Оксана была даже лучше, обаятельнее того образа, который за время разлуки создало воображение Петра и с которым он так свыкся.
— Ну, Оксана, — произнес он, шагнув к ней и положив руки на ее плечи, — здравствуй!
Оксана отстранила щеку от его губ, с силой сбросила руки.
— Ты что это, Петро?!
В голосе ее слышались негодующие слезы, лицо выражало такую обиду, что Петро растерялся и удивленно отступил к столу. Он не понимал, что могло быть плохого в его
Оксана, видимо, хотела сказать еще какую-то колкость, но, мельком посмотрев на него, только пожала с досадой плечами.
С минуту они сидели молча.
— И что это за мода у хлопцев? — сказала Оксана беззлобно. — Ты же не знаешь — может, у меня есть… кому обнимать.
— Знаю, что есть, — голос Петра дрогнул. — Я просто рад, что вижу тебя. И поцеловал бы от души. С чистым, сердцем.
Оксана посмотрела на него исподлобья.
— Что ты знаешь?
— Слышал, что жених есть.
— Уже успели… Как это ты надумал приехать? Даже не верится.
— Приехал, — коротко ответил Петро.
— Прямо записать где-то надо…
Петро, скорей по ее насмешливому взгляду, чем из слов, понял горький намек. Но он был слишком задет холодным приемом и поэтому круто переменил разговор.
— Расскажи, Оксана, как ты живешь?
— Что о себе рассказывать? Кончила десятилетку, ты знаешь. В институт поступила.
— Нравится в медицинском?
— Очень интересно. Ну, а ты? Помнишь, писал, что хочешь карту садов составить.
— Думаю здесь заканчивать.
Петро отвечал на вопросы Оксаны о московской жизни, о практике на мичуринских станциях, но вскоре заметил, что она слушает рассеянно, с невеселым лицом.
— Что ты такая? — спросил он.
— Какая?
— Скучная. Надоели тебе мои рассказы?
— Нет, нет. Говори. Я даже голос твой забыла.
— Но все-таки непонятная ты.
— Почему?
— Вот ты меня так… недружелюбно встретила. А почему?. Помнишь, когда мы расставались, что ты говорила?
— Помню.
— А паутинку помнишь?
— Какую?.. А!
Оксана перевела взгляд с его лица на окно. Из-за шелестевшей верхушки каштана серебрился край ущербленной луны.
— Тогда было светлей в саду, — сказала Оксана. — И ветра совсем не было.
Она склонила над столом голову, медленно разглаживала рукой складки полотняной скатерти. Волосы ее чуть слышно тонко пахли ромашкой.
— А ты?.. — тихо спросила она. — Неужели у тебя не было дивчины? Не верится, Петро.
— Друзья девушки были и есть. А любил и… люблю я одну…
На крыльце кто-то переговаривался. Оксана поднялась, но я эту минуту в дверях показалась голова Насти.
— Петро, — шепотом позвала она, — Лешка тебя ищет.
— Ну, позови его. Мы ж еще не видались с ним.
— Я сбрехала… сказала, что никого нет. А он такой настырливый. Не верит. И чего это он на ночь глядя приперся!
— Покличь его, — сказала Оксана. — Зачем ты обманываешь?
Алексей ворвался в комнату шумный и оживленный. Радостно поздоровавшись с Петром, он сел против него на краю постели.