Семя скошенных трав
Шрифт:
Я думала, она меня назвала «новенькая», «новая» — но, оказывается, у меня уже были документы на имя Гуй Ксин, а ещё имитация сетчатки глаза этой Ксин и её отпечатков пальцев. Это Ксин, видимо, любила традиционные платья и бирюзовый цвет.
Я смотрела в зеркало и пыталась улыбнуться:
— Всё онемело…
— Дай себе немного времени, Ксин, — сказала мадам Куанг. — В поле естественного тяготения твои мышцы заработают. Можешь потихоньку массировать лицо… также неплохо помогает тёплая вода.
Я очень почтительно её поблагодарила, пытаясь унять трясущиеся поджилки.
Зато
— Как вам идёт этот цвет! — сообщил он и довольно сально заулыбался. — У вас такая свежая кожа, уважаемая… и вы на диво естественно смотритесь в метаморфозе. Скажите, Ксин, у вас есть родственники в Китае?
— Судя по генкарте — да, — сказала я. Правду. — Но, очевидно, это было давно, так что я даже не представляю, где они жили и где похоронены.
Он сделал вид, что опечалился:
— Какая жалость! Было бы так интересно узнать… когда кончится, наконец, вся эта заварушка. Правда, уважаемая? Скорее бы уже кончилось…
— Для нас с вами она кончится тем быстрее, чем быстрее и лучше мы закончим наше дело, — сказала я. Даже улыбнулась.
Сальный вид с Ливэя как мылом смыло.
— А не скажете ли мне, госпожа Ксин, — сказал он вкрадчиво, — вот господин Кранц…
— О, — я посмотрела Ливэю в глаза, как можно выразительнее — и он содрогнулся. — Кранц… официально он из контактёров Федерации, но неофициально… Впрочем, простите, господин Ливэй, я сама так мало знаю ещё… только видела, как он… — и вздохнула. — Не стоит об этом. Не будем портить друг другу настроение перед операцией, да?
Он закивал: «Да-да, вы совершенно правы», — и метнулся чем-то занимать руки: угощать меня печеньем, перебирать какие-то файлы в записной книжке… В общем, моя выходка сработала, заметно сработала. Так заметно, что я перепугалась всякого рода перегибов. Но, похоже, не напортила, даже наоборот: уже перед самой посадкой в Космопорте Гонконга Юлька сообщил мне, что всё в порядке.
— Всё хорошо, одно плохо, — сказал он с печальной улыбочкой. — В вашу группу меня не берут. Ливэй, Роза и наши судили и рядили много часов — и решили, что на закрытую базу ты пойдёшь с Кранцем.
— Он же биоформ! — удивилась я.
— Вот именно, — Юлька вздохнул. — Предполагается, что его покажут этому Ши Чангу как экспериментальный образец обратимого биоформирования, сделанный на коленке в том подвале или гараже, где сейчас расположилась жалкая лаборатория Ливэя… которая стоит всего-то миллиарда полтора, со всем китайским барахлишком.
— А я?
— А ты, как и планировалось, будешь любовницей Ливэя, — улыбнулся Юлька. — Редкий цветок севера, потому что акцент у тебя…
— Правильно, с севера! — обрадовалась я. — Мои кураторы по языку были из Харбина!
— Я помню, — ласково сказал Юлька. — Так и сказал госпоже Куанг. Эта Ксин — как раз из Харбина. Ливэю — студентка, лаборантка… в этом роде… интересно, где она сейчас, кстати. А мы с Яром и шедми будем в группе прикрытия. Держим кулаки, чтобы всё получилось. Раз так устраивается, то наши штатовские ребята, Тари и Саид Абдуллаевич прямо из Гонконга отбывают на Аляску — госпожа Куанг предоставит самолёт. За один день мы должны накрыть две базы сразу. Останется одна, в России, это очень плохо — но рук не хватает на три.
— А они найдут? На Аляске? — сорвалось у меня.
— С Тари и Нигматулиным? Да конечно! Лишь бы удалось забрать детей…
Об этом все думали. И о том, что база в России — тайна, покрытая мраком, что с ней вообще ничего не понятно и неизвестно, как оно всё будет, когда мы отработаем две определившиеся. И о том, что где-то могут быть подпольные и насмерть законспирированные местечки, где кто-то добывает эликсир бессмертия лично для себя…
Но даже я понимала, что думать об этом, вообще-то, рано.
В Космопорте, после посадки, я чуть не умерла от ужаса. Теперь-то я даже радовалась, что у меня непослушное лицо, на котором, кроме дурацкого изумления, ничего не отражается: я знала, конечно, что меня дистанционно ведут Кранц и Саид, но всё равно ноги у меня просто подкашивались, когда я спускалась по трапу с Ливэем под ручку.
Рядом со звездолётом стояли два грузовых шаттла. В один Бердин и Юлька вместе с людьми Ливэя грузили контейнеры, в каких обычно перевозят дорогих мехов-андроидов — там были шедми. Во второй погрузили один такой контейнер, в нём был Кранц. Таможенникам, наверное, было заплачено сверх границ, потому что они даже не попытались что-то проверить, а только раскланивались с Ливэем и улыбались мне. На мой подложный паспорт взглянули мельком, проверять пальцы или сетчатку глаз никто и не подумал. Я для таможенников была меньше чем пустым местом.
Между тем, к трапу звездолёта подъехал большой пассажирский эргомоб с тонированными стёклами. Туда погрузились наши военные из Штатов и отнесли контейнеры, как я поняла, с Тари и Нигматулиным, а потом автобус благополучно отчалил, и никто из персонала Космопорта даже не почесался.
А люди Ливэя либо были в курсе, либо их настолько вышколили, что они не смели спрашивать у своего босса, что это в его свите делают двое русских и девица. Они, правда, пытались заговаривать с Юлькой или Бердиным, но Юлька мило и беспомощно улыбался и с кошмарным акцентом бормотал, что не говорит и не понимает по-китайски, а Ярослав радостно ржал, лупил китайцев по спинам, тыкал в плечи и делал неприличные алкогольные жесты: щёлкал себя под челюстью и всё такое. Они так слаженно и достоверно изображали идиотов, что от них скоро отстали.
Меня проводили в салон шаттла, где оказалось гораздо удобнее, чем я ожидала, налили мне мангового сока, который я не стала пить, и оставили в покое. Я поставила закрытый стакан в держатель, думала, на старте вдавит в сиденье, но разбег был мягким, а отрыв почти не чувствовался — и я догадалась, что машина технологичнее, чем кажется.
А Ливэй связался с Ши Чангом, с открытой рабочей директории, будто был инженером или лаборантом из обычной скучной конторы, которому понадобилось что-то спросить у босса.