Семя скошенных трав
Шрифт:
Тело под головой образовалось будто само собой. Белый халат накинут на непонятную одежду. Голограмма или призрак человека сутулится под халатом, будто ему тяжело от тонкой материи.
— Молодцы, дорогие, — говорит Саид. — Я понял. Теперь я его найду, смогу с ним связаться… если он жив. Впрочем, жив. Мне кажется, что он поступил достаточно хитро… Вы удрали в хорошую погоду?
— Так себе, — говорит Экхельде. — Штормило.
— Штормило. Вот-вот, — непонятно говорит Саид и гладит Экхельдэ по голове, по отрастающей гриве.
И людей тянет касаться отрастающей гривы наших мальчиков на
Но Экхельдэ уже мужчина. С тех пор как началась эта война, наши дети начали взрослеть куда раньше, чем переступают Межу.
С человеком Сю Саид связывается этим же вечером.
Наше судно покачивается на волнах в крохотной бухточке между скал; оно прикрыто шаманским оберегом от любого чужого глаза, хоть вооружённого радаром или сонаром, хоть нет. Дети спят. Спят и многие люди, бодрствуют лишь мои товарищи с Океана Второго — Бобби, Шерли и Джок. Я сижу на неудобном стуле в салоне, пока Саид с помощью своих друзей общается с духами.
Шерли загоняет призрачный образ в компьютерную программу, будто это обыкновеннейшая голограмма, а не проекция из мыслей наших детей. Саид связывается с женщиной по имени Нелл, чтобы получить какой-то особый доступ. Я понимаю, что все поисковики, все видеокамеры и все дроны слежения в этом месте на Земле подключаются к нашей машине, которая ищет изображение человека Сю по всей суше, принадлежащей звёздно-полосатым.
Оказывается, у людей невероятно много камер слежения — везде, где только можно, не только в опасных местах. Люди следят друг за другом; я подумала, что они друг другу особенно не верят. Наверное, это началось ещё до войны, если они умеют так привычно, так обыденно найти с помощью электронных глаз в каждом углу кого угодно.
— Захвати и Канаду, — говорит Шерли. — Захвати и Мексику.
Саид слушается, и там, в месте, которое называется Мексикой, машина находит следы человека Сю. Мы рассматриваем изображения с видеокамер. Человек Сю не очень похож на себя. Он носит плоскую шляпу, его грива теперь растёт и на лице: на подбородке словно заросли бурых водорослей. Лицо красное, оно осунулось, в бесцветных глазах — привычная тоска. Если бы не взгляд машины, который нельзя обмануть деталями, я бы не узнала его.
— Больше я ничего не могу, — говорит Шерли.
— Больше ничего и не надо, дорогая, — улыбается Саид. — Я его веду. Попробую транслировать для вас всё, что увижу-услышу-почувствую, внутри и снаружи. Это непросто, но может навести нас всех на ценные мысли.
Он впрямь ведёт нас всех, чародейским зрением, мимо глухих грязных стен, по узкому пыльному пространству, над которым высоченное чёрное небо. Мне кажется, там жарко, жарко, как на Эльбе: пыль, пыль… Дом похож на временные жилища из прессованного тростника, но материал его стен, кажется, более прочный. Место неухоженное и тоскливое; в комнате человека Сю — только узкая койка, сплетённое из растений вытертое покрывало на полу, примитивная подставка для сидения, стеллаж с всевозможными носителями информации и очень старый компьютер на небольшом столе.
Призрачный человек Сю входит в призрачную комнату, бросает на койку бумажный пакет с едой, плюхается сам. Он очень устал, ему нехорошо.
— Помотало его, — бормочет Шерли.
— Сбежал? — спрашивает Бобби.
— Здравствуй, дорогой, — окликает человека Сю Саид вслух.
Сю оглядывается — и шарахается назад, будто впрямь увидел привидение. Задевает стеллаж, падают боксы с дисками, падает зелёная круглая колючка в плошке, полной грунта. Человек Сю мотает головой:
— Сумасшедший, чокнутый… за мной следят, тут везде камеры, жучки, пишут всё! И как ты… биоформ?
— Тихо, дорогой, — говорит Саид. — Не надо кричать. Меня не слышит и не видит никто, кроме тебя, а тебе можно думать. Громко думать. Попробуй говорить про себя, чётко проговаривай слова — но мысленно. Можешь?
Человек Сю выдыхает. Садится. Шмыгает носом.
— Я едва нашёл работу здесь, — слышу я его мысленную речь — как радиопередачу сквозь помехи. — Они не поверили, — и на эти слова наложилось «они подозревают». — Они надеются что я, — и слова снова раздваиваются: «заплачу им» и «отдам детей». — Они думают, я спрятал детей. Ты ведь об этом, да?
— Верно, — говорит Саид.
— Но я не знаю! — у человека Сю искажается лицо, он не говорит, а кричит про себя. — Иисус мой пастырь, матерью клянусь, я не знаю, где они! Я дал им еды, карту — и всё! — и вдруг паническая мысль гремит, как громовой раскат. — Это они тебя прислали?! Они тебя сделали и прислали, да?! Теперь они доберутся до меня и прикончат! Два миллиона восемьсот тысяч долларов минимум — у меня нет, нет таких денег, нет! Я сделал кошмарную глупость, я раскаиваюсь — надеюсь, вы все оставите меня в покое?
Это пронеслось в его мыслях гораздо быстрее, чем возможно сказать — и я слышу, как паника дрожит и горит в его мозгу. И ненависть — ко всем, к «ним», кто преследует его, к Саиду, даже, кажется, к нашим детям. Страх и ненависть измучили его.
— Дорогой, мне не нужны деньги, — говорит Саид. — И твоя жизнь тоже.
— Тебе нужны дети шедми! — летит из разума человека Сю, пошедшего вразнос. — Я понял, всё понял, но они, наверное, давно мертвы! — и вдруг под страхом и ненавистью я слышу полустёртые слова. — Он был похож на моего Чипа, этот мальчик… я его убить не мог… — а под этими словами ещё что-то неразборчивое и непонятное, про женщину, которая ушла от человека Сю и не разрешает ему даже переписываться с сыном.
— Дорогой, соберись, — говорит Саид. — Успокойся. Мне не нужны те дети. Мне нужно другое. Вспомни, что ты сделал, чтобы спасти этого мальчика. Если ты расскажешь, я помогу тебе…
— Мне не нужна помощь! — перебивает человек Сю панической мыслью. — Ничего не нужно, оставь меня в покое!
— Хорошо, — говорит Саид. — Ты расскажешь, как спас детей, и больше никогда обо мне не услышишь.
— Был шторм, — вспоминает человек Сю. — Я открыл блок и велел им пройти под камерой, ведущей к центральному шлюзу, а потом вернуться с другой стороны, по техническому коридору, где камер нет. Потом отпер технический отсек и открыл сток для отработанной воды. Фильтры упругие, их можно отодвинуть. Взрослый человек не протиснется, но ребёнок… вдобавок, они умеют надолго задерживать дыхание.