Семя скошенных трав
Шрифт:
Везучие хумансы великолепно узнали за это время, как выглядит стратегическая инициатива шедми. Узнали, чего стоит их военная техника. Как поставлена разведка. Какова тактика космического боя. Они даже выяснили, что Шед опасно нестабилен сейсмически. Но углубляться в психологию коварного врага, чтобы выяснить, как он относится к детям… зачем? Победить это точно не поможет. Быть может, даже помешает.
Чем меньше мы понимаем врага, тем сильнее его ненавидим — и тем непреклоннее воля к победе.
Всё логично.
А нам мгновенно стало ясно почти
Нам навязали мальчишку-связиста, но в конечном счёте получилось неплохо: наш визит записали военные, и никто уже не мог обвинить нас в сокрытии или подтасовке фактов. Слишком маленькая удача.
Антэ объяснил суть произошедшего кратко и чётко. Уцелевшие женщины предполагали, что командир Кэно из Хыро через Гратэру обезумел от горя, но Антэ воспринял его действия точно так же, как и я.
Кэно был таким же, как мой друг Рютэ. Очень сильным, с очень тренированной психикой. Нервы — как канаты. Военный. Он, очевидно, основательно пообщался с везучими хумансами, и у него наверняка был личный счёт… а может, имел ещё кое-какую информацию, строго для служебного пользования. В общем, он, конечно, решил спасти детей на свой лад. Просто не мог понять, за какие же не совершённые грехи эти бельки и едва полинявшие мальчишки и девчонки должны были либо долго и постепенно угасать в анабиозных капсулах, либо… Что-то он о нас знал. Знал, конечно.
Я тоже кое-что о нас знал.
А у них ещё была девчонка на последних днях. И Кэно, очевидно, смотрел и на неё. Родит — и в анабиоз, вместе с бельком? Пока раздолбанная, умирающая станция может держать жизнеобеспечение капсул?
Я смотрел на Антэ — и видел чудовищный груз его вины. «Давит глубина», сказал бы шедми. Антэ понимал Кэно… просто не мог перестать надеяться. Он ведь тоже смотрел на эту девчонку.
И я на неё посмотрел. И увидел в ней ту, другую, из подлого ролика — о которой так и не узнал, где она и что с ней и с её бельком.
Я всё понял. Я понял, что нам придётся, как и Антэ, драться со своими — разве что не применяя оружия. Но — как же мы все, прекраснодушные дураки, могли упустить из виду, что эта несчастная станция типа «Форпост» окажется для Земли очень большой проблемой! Насколько без неё было бы лучше! Нет Шеда — и слава Богу, помер Ефим — и хрен с ним, с глаз долой — из сердца вон. А тут — принесло откуда-то пять тысяч молодых ксеноморфов из породы оголтелых агрессоров. И с ними надо что-то делать. Кормить-одевать… да были бы они наши дети, а то ведь дети-то не наши, вырастут — превратятся в чудовищ. Хороший ксенос — мёртвый ксенос. Вот всё это мы и услышим, чтоб я сгорел!
И везти-то их нам некуда! Ну некуда! На Эльбу? Негде их разместить на Эльбе. Там и взрослые-то живут, как кильки в банке. Жратва, искусственная на девяносто процентов, жара, с которой еле справляются кондиционеры станции, Море Эльбы — населённая только микроорганизмами и какими-то примитивными водорослями, похожими на прокисшее желе, тёплая лужа…
И картинка в нашем холле — стерео во всю стену: глубокий и до задыха синий Океан Шеда, весенние бездонные небеса, скала, ещё покрытая льдом, парящие над ней рыболовы, напоминающие, пожалуй, альбатросов…
Мы оставили им Данкэ. Пообещали звёзд, лун и благословения богов. Если бы они попросили гарантий — я был вполне морально готов сделать харакири прямо там, это было бы вполне в обычаях Шеда… но они не попросили. Я видел их глаза: надежда в них еле теплилась, как жизнь их детей. И я решил, что всё необходимое зубами выгрызу.
А пацан-связист смотрел на всех нас с отвращением, которое даже не пытался скрыть. Вот так. Ровесник Юла — вряд ли он успел повоевать, вряд ли видел что-то по-настоящему ужасное. Время было не то, чтобы «враги сожгли родную хату». В худшем случае — потерял кого-то на этой войне, но ведь его положение не было и на четверть таким ужасным, как у любого из шедми на станции. Но он их ненавидел рьяно, отчаянно ненавидел — этих бедолаг, выживших случайно и спасавших детей — сильнее, чем они ненавидели его. Пропаганда работала идеально.
Впрочем, всё это неважно.
Прямо оттуда мы с Юлом отправились не на Эльбу, а на Землю. И у меня шерсть вставала дыбом при мысли, чего именно мы сейчас снова нахлебаемся полной ложкой. И что комконовским начальством наши мытарства не закончатся, а только начнутся.
Я сразу связался с нашим отделением на Земле — и они обещали вот сей же момент переговорить с президентом. Звучало прекрасно, но я подозревал, что «сей момент» может изрядно затянуться — а каждая минута промедления просто резала меня без ножа.
А хуже всего, что военные были вовсе не настроены считать, что это — наши дети. Они считали эту станцию трофеем. Вместе с детьми. И у меня от ужаса желудок скручивало.
Юл, однако, был настроен оптимистичнее меня.
— Знаешь, Алесь, — сказал он, — мы не должны терять время, которое займёт дорога домой. Пусть наши разговаривают с правительством — а мы попробуем сами воздействовать на общественное мнение. У меня есть идея.
— Замечательно, — сказал я. — Выкладывай. Очень рассчитываю, что она дельная, потому что у меня сейчас плоховато с идеями.
Он поднял палец и сделал торжественную мину.
— Во-первых, мы сейчас звоним Верочке и Монике.
— Каким это? — буркнул я.
— Верочке Алиевой и Монике Арчер.
Я на него посмотрел.
— А, этой Монике? Дельно, она славная. Но Алиевой-то — зачем?! ВИДовской журнашл… листке? Знаешь, то, что ты когда-то там с Алиевой гулял майскими вечерами, сейчас не сработает: она на другой стороне.
— Она отличная девочка, — Юл упрямо мотнул головой. — До сих пор отличная. Несмотря ни на что. И потом, она очень талантливый рекламщик…