Семья Тибо, том 1
Шрифт:
Вот приезд Анетты, "сестренки", она вернулась из Швейцарии, где окончила в монастыре учение:
Разве что чуть изменилась Анетта. Раньше прислуга ею гордилась. E una vera Napoletana. Настоящая неаполитаночка. Пухленькие плечики. Кожа смуглая. Рот мясистый, глаза готовы загореться смехом по любому поводу, без всякого повода.
Зачем ему понадобилось мешать Жиз во все эти истории? И почему она здесь фигурирует как родная сестра Джузеппе?.. Да и вообще с первой же сцены между братом и сестрой Антуан испытывает чувство какой-то неловкости.
Джузеппе едет встречать Анетту; в палаццо Сереньо они возвращаются в экипаже:
Солнце скрылось за вершинами. Баюкая, катится старенький экипаж под вздрагивающим балдахином. Сумрак. Внезапная струя прохлады.
Анетта, ее щебет. Она просунула руку под руку Джузеппе. И болтает. Он хохочет. Как же он был одинок до сегодняшнего вечера. Сибилла не способна прогнать одиночества. Сибилла, Сибилла, темные, вечно прозрачные воды, мутящая разум чистота, Сибилла.
Ландшафт льнет к экипажу. Незаметное скольжение сумерек в ночной мрак.
Анетта жмется к нему, как и прежде. Беглый поцелуй. Губы теплые, упругие, шершавые от пыли. Как и прежде. В монастыре то же самое, смех, болтовня, поцелуи. Как и прежде, брат и сестра. Влюбленный в Сибиллу Джузеппе, какая-то жаркая сладость в ласках сестренки. Он возвращает ей поцелуи. Куда попало — в уголок глаза, в пробор. Звучные братские поцелуи. Возница хохочет. Анетта болтает: монастырь, понимаешь, экзамены. В тон ей Джузеппе плетет что попало, об отце, о нынешней осени, о будущем. Он сдерживает себя, никогда он не произнесет имени Пауэллов, этих еретиков. Анетта набожна. У нее в спальне алтарь Мадонны, перед ним шесть голубых свечей. Евреи распяли Христа, не распознав в нем сына божия. А еретики знали. И из гордыни отреклись от Истины!
В отсутствие отца брат с сестрой живут одни в палаццо Сереньо.
Иные страницы с первой до последней строчки неприятны Антуану:
На следующий день Анетта входит в спальню еще не вставшего Джузеппе. А все-таки она, Анетта, чуточку изменилась. Все тот же чистый взгляд широко открытых глаз, все так же непонятно чему удивляющихся, но теперь они жарче, и любой пустяк может их замутить. Она только что с постели. Еще вся теплая и разнежившаяся. Волосы всклокочены, — вот уж не кокетка, настоящее дитя. Как прежде. Она уже успела вынуть из чемоданов свои швейцарские сувениры, смотри — открытки. Губы шевелятся, показывая ровный ряд зубов. И как упала, спускаясь на лыжах с горы. Не заметила под снегом выступа. — Взгляни, до сих пор на коленке виден след. — Ее икра, коленка под пеньюаром. Обнаженное бедро. Она щупает рубец, бледную звездочку на смуглой коже. Рассеянным движением. Ей нравится ласково касаться своего тела. Утрами и вечерами она влюблена в зеркало и улыбается своей наготе. Она болтает. Думает разом о тысяче вещей. Уроки верховой езды. — Мне так приятно будет кататься с тобой, лучше бы пони, а я в костюме амазонки, будем скакать по берегу. — Все еще трогает свой шрам. Сгибает и разгибает колено, обтянутое блестящей кожей. Джузеппе хлопает ресницами и потягивается в постели. Наконец пеньюар запахнут. Она бежит к окну. Утро вспыхивает в заливе. — Лентяй, уже девять, бежим скорее купаться.
Эта интимность длится несколько дней. Джузеппе делит свое время между сестренкой и загадочной англичанкой.
Антуан, не задерживаясь, пробегает глазами страницы.
В один прекрасный день Джузеппе зашел за Сибиллой, чтобы пригласить ее покататься по заливу; эта сцена, очевидно, решающая для хода повествования. Антуан прочел ее всю от строки до строки, хотя с трудом выносил все эти "фиоритуры".
Сибилла в беседке, на рубеже солнечного света. Задумалась. Ее освещенная солнцем рука касается белой колонны. Стерегла его? — Я ждала вас вчера. — Я провел весь день с Анеттой. — Почему бы вам не привести ее сюда? — Тон Сибиллы не по душе Джузеппе.
Антуан перескакивает через несколько строк.
Джузеппе бросает весла. Воздух вкруг них застыл. Окрыленное молчание. Залив — сама ртуть. Великолепие. Мягкие хлопки волн о днище лодки. — О чем вы думаете? — А вы? — Молчание. — Оба мы думаем об одном и том же, Сибилла. — Молчание. Голоса звучат уже иначе. — Я думаю о вас, Сибилла. — Молчание, долгое, долгое. — И я тоже думаю о вас. — Он трепещет. — На всю жизнь, Сибилла? Ах! — Она откидывает голову. Он видит, как мучительно раздвигаются ее губы, рука хватается за борт лодки. Обет, молчаливый, почти печальный. Залив пламенеет под отвесным огнем. Отсветы. Слепящие. Зной. Неподвижность. Время, жизнь — все прекратило бег свой. Давящее удушье. Хорошо еще, что круговой полет чаек нагнетает вкруг них движение. Чайки вспархивают, камнем падают вниз, касаются воды крылом, клювом, взмывают. Поблескивание крыльев в солнечном луче, звон шпаг. — Мы думаем с вами об одном и том же, Сибилла.
И верно, в то лето Жак часто бывал у Фонтаненов. Возможно ли, что бегство Жака вызвано его неудачной любовью к Женни?
Еще несколько страниц, и события начинают двигаться быстрее.
Идет описание их повседневной жизни, напоминающей Антуану пребывание Жака и Жиз в Мезоне, и Антуан не без тревоги следит за этим опасным развитием нежности между братом и сестрой. Сами-то они отдают себе отчет в характере этой близости? Анетта, например, знает, что вся ее жизнь устремлена навстречу жизни Джузеппе; но она с полным чистосердечием, с детской наивностью прячет пылкие свои чувства под маской вполне естественного и дозволенного чувства. А вот Джузеппе, открыв Сибилле свою любовь, ослепленный и поглощенный этим чувством, вначале как бы не понимает, что его влечет к Анетте, влечет чисто физически. Но долго ли еще сможет он обманываться насчет истинной природы своего влечения?
Как-то к вечеру Джузеппе предлагает сестренке:
— Хочешь? Прогулка в свежей тени деревьев, обед в харчевне, словом, беготня до самого вечера? — Она хлопает в ладоши. — Как я люблю тебя, Беппино, когда ты веселый.
Задумал ли Джузеппе заранее то, что намеревался сделать?
После импровизированного обеда в рыбачьем поселке он ведет молодую девушку по незнакомым ей дорогам.
Шагает быстро. Напрямик через лимонные рощи, по каменистым тропкам, где десятки раз бродил с Сибиллой. Анетта только удивляется. — А ты хоть хорошо знаешь дорогу? — Он сворачивает налево. Склон. Ветхая стена, низенькие сводчатые воротца. Джузеппе останавливается и хохочет. — Иди сюда. — Она приближается доверчиво. Он толкает калитку, тренькает колокольчик. — Ты с ума сошел! — Смеясь, он тащит ее за собой под сосны. В саду темно до черноты. Она пугается, она ничего не понимает, Джузеппе.
Она вошла в парк виллы Лунадоро.
Низенькие сводчатые воротца, колокольчик, строй сосен; на сей раз все детали абсолютно точны…
Миссис Пауэлл и Сибилла в беседке. — Я хочу представить вам мою сестренку. — Ее встречают радостно, усаживают, расспрашивают. Анетте кажется, что она грезит. Анетта в обществе двух еретичек. Приветливый взгляд мамы, ее седые кудри, улыбка. — Пойдемте со мной, дитя мое, я нарву вам роз. — Розарий, темный свод, разливающий вокруг всю ярость, всю нежность своих благоуханий.
Сибилла и Джузеппе остались одни. Взять ее руку в свои? Она не позволит. Сильнее ее воли, сильнее ее любви эта почти каменная сдержанность. Он думает: как непросто ее любить.
Миссис Пауэлл нарвала для Анетты роз. Розы маленькие, пурпуровые, тугие и без шипов; пурпуровые розы с черным сердечком. — Непременно приходите, my dear [153] , Сибилла живет так одиноко. — Анетте кажется, что она грезит. И это проклятый богом клан? Неужели этих людей она боялась как чумы?
153
Дорогая (англ.).