Семья Зитаров. Том 1
Шрифт:
Десять минут он показывал Ингусу устройство судна, рассказывал о назначении важнейших его частей, знакомил мальчика с их названиями. И, пока матросы на носу готовили паклю, чтобы конопатить судно, а столяр чинил руль у шлюпки, Ингус подметал палубу. Эта работа пришлась ему не по вкусу, но что поделаешь, если ничего более интересного еще не доверяют. После этого Кадикис велел ему сложить кругами толстый канат. Затем он дал подержать конец, который сплетал с другим. И посоветовал не только держать, но и присматриваться, как плести и соединять два конца в гладкое прочное сплетение. Кадикис даже позволил ему самому немножко поплести, потому что, глядя со стороны, делу не научишься. Это уже была настоящая работа, и, когда Ингусу наконец удалось усвоить нужные приемы, он даже покраснел
Незаметно подошло время обеда. Капитан время от времени выходил на палубу, чтобы проверить, как идут дела, и всякий раз при этом Кадикис повышал голос:
— Не так! Я же тебе показывал, как надо…
Когда Зитар уходил, боцман становился приветливее и даже называл Ингуса сынком.
На обед был гороховый суп со шпиком. Ингусу показалось, что он еще никогда в жизни не ел такого вкусного варева. Съев две тарелки, он, следуя примеру матросов, лег на койку отдохнуть. Руки у моряков были в коричневых пятнах: перед тем как конопатить судно паклей, ее окунали в смолу. Под Ингусом на нижней койке лежал Микелис Галдынь.
— Кто вымоет посуду и уберет кубрик? — спросил он.
— Это обязанность юнги, — проворчал один из матросов.
— Гм… да, — ответил в таком же тоне Микелис. — Обычно оно так и бывает, но…
Ингус понял, что кроется под этим «но». Посуду должен мыть он, а матросы хотят сделать исключение сыну капитана. Этого еще недоставало! Чтобы потом ворчал отец? Нет, он не какой-нибудь неженка и не допустит, чтобы его кто-то обслуживал.
— Есть в камбузе горячая вода? — спросил он, спрыгнув с койки.
— Узнай у кока.
Камбуз находился рядом с матросским кубриком, их разделяла только стена; в ней было прорублено маленькое окно для раздачи пищи.
— Отдыхай, я потом вымою сам, — ответил кок. — А ты подмети пока палубу, заправь лампы.
Кок Робис был приятный двадцатилетний юноша, невысокого роста, с румянцем во всю щеку. За ним укрепилась слава озорника. С первого же дня он стал разыгрывать штурмана, хотя тот был его хорошим знакомым и другом брата. Из камбуза всегда доносилось пение, даже в момент самого жестокого шторма Робиса не покидало жизнерадостное настроение.
Все вокруг темно и жутко,
Только там, где гаснут зори,
Луч звезды блестит несмело
Среди сумрака и горя.
Он словно бросал вызов бушующей стихии и весело гремел котлами и сковородками. Ингус скоро подружился с ним. Особенно окрепли узы их дружбы после того, как Робис привел друга в кладовую и позволил ему набить карманы изюмом и черносливом.
После обеда все разошлись. Матросы, спустившись в док, соскабливали приставшие к днищу водоросли и ракушки, облепившие его толстым слоем. Боцман красил паруса, а Ингусу с Яном Силземниеком пришлось драить медную обшивку иллюминаторов и дверные ручки. Капитан с утра отправился в город договариваться с торговым агентом о грузах для предстоящего рейса. Вернувшись, он сообщил команде, что «Дзинтарс» идет в Кардифф, в Англию, затем в Испанию. Сердце Ингуса радостно забилось: Испания, апельсины, бой быков! Все это он увидит собственными глазами!
Вечером, поужинав с матросами и убрав в кубрике, Ингус помылся, переоделся и отправился к отцу на кватер.
Капитан что-то записывал в судовой журнал. При появлении Ингуса он поднял голову и удивленно взглянул на сына:
— Что случилось?
— Ничего. Я просто пришел к тебе.
— Что тебе нужно? — в голосе отца появились резкие нотки, он звучал почти сердито.
— Ничего. Я только так.
— Так? — Зитар поднялся. — Если ничего не нужно, зачем пришел? Юнге нечего делать в каюте капитана. Марш отсюда! Отправляйся в кубрик и не лезь, куда не полагается! Ну, чего ждешь? Не вздумай распускать нюни — немедленно отправлю домой!
Ингус поспешил убраться из каюты. Он совсем не ожидал, что отец так сразу отгородится от него, точно совсем посторонний. Обиженный до глубины души, Ингус взобрался на мачту и целый час просидел на салинге.
Нет, размазне нечего ходить в море: кто хочет посмотреть свет, тот должен высоко держать голову. Все совсем не так страшно, как кажется.
Ингус спустился на палубу и вошел в кубрик. Чувство приятной теплоты охватило его. Товарищи так интересно умели рассказывать, спорить, поддразнивать друг друга; пестрой вереницей развертывались веселые похождения. Здесь отлично пахло дегтем, и нигде в мире не было такого свежего воздуха! Мальчик ощутил прилив радости: он находится на судне! Лишь поздно вечером, перед сном, вспомнив о доме, Ингус представил себе мать, Эльзу, братьев и немного взгрустнул. Как-то они теперь живут, в то время как он странствует по свету? Все-таки это было непростительной жестокостью с его стороны, но что поделаешь… Тоска сжала сердце мальчика. Но Ингус не заплакал. Наутро все грустные мысли были забыты.
3
Неделю спустя «Дзинтарс» вышел из дока, готовый к плаванию. Буксир повел его в Милгравис [6], где судно приняло груз шпал и досок. В порту еще было мало судов — навигация только началась, и в Рижском заливе местами встречались льдины. Ингус с нетерпением ожидал дня выхода в море.
Накануне отправки он написал письмо домой. Перечитывая его, он удивился тому, какой сердечностью оно проникнуто. По возвращении из плавания ему и в голову не придет сказать Эрнесту или Карлу «милый братец». Он просто назовет их по имени. Странно, как разлука меняет чувства человека.
С товарищами он ладил. Вначале матросы чувствовали некоторую неловкость: как бы там ни было, а все же хозяйский сын. Но, познакомившись с Ингусом поближе, они убедились, что тот не собирается злоупотреблять родственными отношениями с судовладельцем, и сдержанность их исчезла. Мало приятного, если в кубрике находится человек, который все до последнего слова передает капитану: нельзя свободно поругать начальство, пожаловаться на питание или высказать недовольство порядками; если на душе у тебя какая-либо обида, ты должен носить ее в себе или тайком шептаться с приятелем. Это не жизнь! Но Ингуса не приходилось остерегаться. Он не ходил в капитанскую каюту, да и на палубе старался не попадаться отцу на глаза. Если случалось, что кок вместо мяса подавал к ужину салаку с картофелем, Ингус первый принимался ворчать и возмущаться скупостью «старика», хотя капитан Зитар меньше всего заслуживал такого упрека — это мог подтвердить сам кок. На «Дзинтарсе» никогда не скупились на питание, ибо капитан понимал: хочешь, чтобы люди работали в полную мощь, корми их досыта. Виновный вскоре отыскался — это был штурман. Вероятно, желая угодить судовладельцу, он частенько стал навещать камбуз, давая коку указания и советы. Впрочем, Робис без особого труда отучил его от этого: он безропотно выполнял указания штурмана и кормил такими обедами всю команду, в том числе самого штурмана и капитана. Если штурман запрещал готовить к ужину мясо, Робис жарил салаку и подавал ее также и к столу начальства. Если кок получал указание убавить порцию молотого мяса, то в тарелках штурмана и капитана его оказывалось не больше двух ложек. Вполне понятно, что рабочему человеку такой порции не хватало. В этом вскоре убедился и сам штурман. В конце концов, Зитар заинтересовался, что за аптеку собирается кок устроить на «Дзинтарсе». Тот рассказал ему о посещениях штурмана и его советах. Капитан, вызвав ретивого советчика, сделал ему соответствующее внушение, и на этом чрезмерное рвение штурмана кончилось.