Семья Звонаревых
Шрифт:
— Кроме командира дивизиона, полковника Корнилова, никого не было. Он сообщил, что позиции объезжает командующий армией генерал Каледин, и приказал внзде прибрать и подмести, а главное — засыпать свежей хлоркой отхожие места. Говорят, они — конёк командующего.
— Старший офицер знает об этом?
— Да, Григорий Александрович уже отдал нужные распоряжения и отправился к передкам.
— Завтра ты, Боря, пойдёшь вместе со мной на передовой наблюдательный пункт. Быть может, и сумеешь отличится в предстоящих боях, — тепло сказал Кремнёв.
Юноша горячо
Вскоре на огневую позицию батареи пришёл и старший офицер щегловатый и педантичный штабс-капитан Крутиков — с прапорщиком Сологубенко, который избежал высочайшего гнева за публикацию портрета «святого старца» только благодаря стараниям доктора Краснушкина. Подтянутый Крутиков обращал внимание подчёркнутой парадностью своих движений. Сологубенко держался проще, свободнее; большая курчавая борода и густые брови придавали его лицу особую выразительность.
— Садитесь-ка, Леонид Романович, чертить схемы к предстоящему наступлению, — протянул Кремнёв пачку бумаг Сологубенко.
— Будет исполнено, господин капитан! — с шутливой почтительностью отозвался прапорщик.
— Разрешите зайти, вашескородие? — раздался низкий бас, и в дверях появилась высокая кряжистая фигура фельдфебеля. — Дозвольте доложить: на батарее, передках и коновязи всеприведено в порядок, старые отхожие места велел засыпать и вырыть новые, чтобы их высокопревосходительство не придирались.
Запищал полевой телефон. Сологубенко снял трубку.
— Адъютант дивизиона передаёт, что генерал Каледин уже выехал в наш район, — тот час доложил он Кремнёву.
— Надо одеваться, господа. Я с прапорщиком буду на батарее, а Вас, Григорий Алексеевич с фельдфебелем попрошу пройти к передкам, распорядился капитан.
Затем он приказал солдатам построится за орудиями и лично осмотрел людей. Обмундирование на них было поношенное, но аккуратно заштопанное и по возможности вычищенное. Рослые, в большинстве уже не молодые солдаты выглядели здоровыми и сытыми. Окладистые русские бороды придавали им благообразный иконописный вид.
Несмотря на молодость, Кремнёв пользовался уважением своих подчинённых, как справедливый и заботливый начальник.
— Сейчас к нам приедет командующий нашей Восьмой армией генерал Каледин. Титуловать его следует «Ваше высокопревосходительство». Если генерал обратится с вопросом, не теряться, отвечать толково, предупреждал капитан.
— Едут! — крикнул Павленко, указывая на группу всадников.
— Станови-и-cь! — скомандовал Кремнёв. — Разведчики на правом фланге, господа офицеры — у своих взводов.
Вскоре всадники подъехали к батарее и спешились. Впереди шёл высокий, мрачного вида генерал, в широких шароварах, с казачьей шашкой на боку. Капитан подошёл к нему с рапортом.
Каледин окинул строй сумрачным, тяжёлым взглядом и что —
— Оглохли, что ли, Ваши олухи? — сердито обернулся к Кремнёву командующий. — Здорово, глухари! — ещё раз сердито выкрикнул генерал.
Артиллеристы дружно ответили. Каледин, тяжело переступая на ходу, прошёл по фронту, исподлобья глядя на солдат. Его лицо по прежнему было мрачно.
— А где у Вас, капитан, отхожие ровики? — спросил он, немного оживившись и со всей своей свитой двинулся за Кремневым.
Ровики блистали чистотой. Каледин не замедлил примерить, будут ли они удобны для пользования. Вся свита в почтительном внимании следила за упражнениями командующего армией.
— Надо здесь положить доску, а там уширить ровик, иначе пользоваться им будет затруднительно, — изрёк генерал мудрое решение и отправился дальше, на коновязь. Здесь его внимание привлекли конские хвосты, которые по его мнению, были обрезаны не по уставному.
— Немедленно исправить и впредь не допускать подобного безобразия, приказал он.
На этом генерал и закончил свой осмотр батареи.
— В артиллерии я мало смыслю. Ваше артиллерийское начальство даст Вам необходимые указания. Главное — при наступлении действовать осмотрительно и позабыть про русское авось! Современная война требует прежде всего точного расчёта, — поучил Каледин офицеров перед отъездом.
— …Помноженного на русскую удаль, — заметил Кремнёв.
— Поменьше ухарства и побольше осторожности, капитан. Наш противник очень и очень силён, умён и предприимчив, — ещё раз предупредил генерал, садясь на лошадь.
— Зачем, собственно, он к нам приезжал? — недоумевал Сологубенко, когда генерал уехал.
— Должно быть для того чтобы посеять неверие в наши собственные силы, — отозвался Кремнёв.
— По видимому, он сам не очень-то надеется на успех наступления, коль ведёт такие речи сосвоими подчинёнными, — покачал головой Крутиков.
— Мы с тобой собрались поехать сегодня в Бронники, Александр Васильевич, — напомнил своему командиру Павленко, который уже давно нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
— Под вечер можно будет съездить, — согласился Кремнёв. — Но не надолго — нв часок, не больше. Завтра с зарёй мы займёмся пристрелкой батареи.
Прапорщик поспешил распорядится, чтоб через два часа лошади были оседланы. Капитан приказал подать себе новый китель, тщательно побрился и осмотрелся в зеркало. Одновременно он отдавал распоряжения о подготовке батареи к завтрашней стрельбе.
Когда Кремнёв и Павленко широкой рысью двинулись в Бронники, солнце уже скрылось за лесом, с низин и речек пахнуло предвечерней сыростью. По пыльным дорогам по направлению к позициям тянулись вереницы кухонь, лазаретных линеек, зарядных ящиков. Вскоре всадники подъехали к небольшой, утопающей в зелени садов деревушке. Около одной из хат, на которой развевался флаг Красного Креста, офицеры остановились и, справившись здесь ли сестры милосердия Осипенко и Ветрова, слезли с лошадей и направились во двор…