Семья
Шрифт:
Она видела, как Марли выронил из рук резак, отшатнулся и прижал обе руки к своему развороченному носу. Из него текла кровь. Марли взвыл от боли и потрясения и рухнул возле газонной ограды, за которой пряталась Поппи. Ребенок опрометью бросился к матери. От стыда и отчаяния Марли зарыдал. Меган взяла ребенка на руки и подошла к нему.
— А теперь убирайся вон, — сказала она. — Если не хочешь еще больших неприятностей, убирайся с дороги.
Она выбросила ковровый резак в сточный люк и пошла туда, где рядом с Рори на коленях стояла Кэт. Они оба стояли в позиции молящихся; Кэт пыталась
— Только не умирай, — бормотала при этом Кэт. — Я тебя очень прошу, только не умирай.
И вот тут-то все и началось. Схватка, которая усиливалась с каждой минутой. Боль уже напоминала самые тяжелые месячные боли, а затем вдруг ни с того, ни с сего исчезла. Кэт почувствовала, что внутри нее словно прорвалась какая-то маленькая дамба. И вдруг поняла, что роды должны были начаться еще днем, во время исполнения свадебного гимна.
— Меган! — едва слышно произнес Рори, кривясь от нестерпимой боли, но с явным торжеством в голосе. — Наконец-то ты вспомнила… ой-ой-ой!.. карате! С чего бы это?
Кэт в отчаянии смотрела на Меган, изо всех сил сжимая свой живот и беспомощно хватая ртом воздух. И, не спуская свою дочь с рук, Меган сосредоточила внимание на сестре.
— Наконец-то пришла моя очередь тебе помогать, Кэт.
И на заднем сиденье машины Рори Меган приняла у своей сестры здорового крепкого мальчика.
Каким-то непонятным образом на больничной койке хватило места всем троим.
Кэт с маленьким Отисом на руках и Рори, который прилег тут же и легонько поддерживал рукой головку своего сына. Волосики на голове ребенка были похожи на пух из птичьего крыла.
Кэт потрогала щечку сына, и он повернул к ней личико в поисках молока, и тепла, и любви, и жизни.
Его ничего не видящие глазки, беззубый ротик, миниатюрные пальчики на ручках и ножках, его ритмичное дыхание и способность беззаботно засыпать — все это стало для его счастливых родителей неисчерпаемым источником удивления и восторга.
Гордость Кэт не имела границ — она даже забыла про послеродовую усталость, радость заглушала боль, а любовь — эта невероятная любовь, которая каким-то удивительным образом вспыхнула у нее внутри, — заступила собой все прежние страхи и сомнения.
К ней приходили посетители. Вот пришел Джек Джуэлл с Ханной, своей новой женой. Вот пришел Джейк, сын Рори. Они приносили цветы, сладости и одежду, которая по сравнению с Отисом казалась огромной. А потом к ней заглянула Меган, и две сестры взяли друг друга за руки и весело рассмеялись, а потом немножко всплакнули и признались друг другу в любви — впервые в жизни, и решили, что Отис когда-нибудь непременно станет грозой женских сердец.
Потом из полицейского отделения на Боу-стрит пришли Паоло, Джессика и маленькая Вей, и Джессика подержала Отиса на своих руках и восхитилась его красотой, а потом немножко его покачала, словно являлась крупным специалистом в этих вопросах (что, в сущности, было истинной правдой).
Джессика рассказала, что полицейские проявили чудеса понимания и отпустили мать с предупреждением, и даже Грязный Дэйв каким-то образом избежал серьезного наказания — ввиду особых обстоятельств, так как наркотики использовались в медицинских целях.
Кэт то и дело бросала взгляды на дверь, но одного посетителя так и не дождалась.
Ее мать так и не пришла в больницу, чтобы взглянуть на своего единственного внука, и на какое-то мгновение Кэт вновь ощутила себя одиннадцатилетней девочкой, в сердце которой зияла незаживающая рана. Но это длилось всего лишь мгновение, а потом Кэт решила, что сама возьмет и отнесет сына к бабушке.
Она скажет Оливии: «Посмотри, твой ребенок дал жизнь другому ребенку». И даже если мать не увидит в этом чуда и не испытает никакой радости, Кэт не будет держать на нее обиды, а только пожалеет ее.
Кэт посмотрела на своего сына, такого красивого и совершенного, и на мужчину рядом с ней — мужчину, который пытался устроиться как-нибудь так, чтобы не сидеть на заднице, и подумала, что эту забавную рану он получил, защищая их двоих от нападения хулигана, и тут же поняла, что обязана ему жизнью.
Тут к ней на кровать присел Паоло с двумя маленькими девочками на руках, Вей и Поппи, и обе стали торжественно разглядывать это странное существо, которое было гораздо меньше их самих. А потом его тронула за плечо Меган.
— Тебя ждет Джессика, — сказала она, забирая Поппи у него из рук. — В коридоре.
Паоло сперва ничего не понял, а потом кивнул, взял Вей за ручку и вывел из палаты. Джессика ждала его напротив двери.
— Ты еще не догадался? — спросила она.
Паоло посмотрел на жену, все еще одетую в праздничное платье и с конфетти, застрявшими в волосах, и у него не возникло ни малейших представлений, о чем он должен был догадаться. Разве на сегодня мало приключений?
— Иди сюда, глупый! — воскликнула Джессика. Она взяла его руку и положила себе на живот, а потом заглянула ему в глаза, и он тоже посмотрел в ее глаза — в глаза, которые знал лучше своих.
И тут у него отвисла челюсть. Оказывается, такое в жизни случается. Челюсть у человека действительно может отвиснуть, а рот — непроизвольно раскрыться.
— Не может быть! — потрясенно сказал он.
— Может! И не только может, но уже определенно есть! Меган тебе все объяснит. С научной точки зрения. Впрочем, в жизни есть вещи, которых не понять даже докторам. Я имею в виду нашу удачу.
Паоло продолжал смотреть на жену, и от навернувшихся слез ее красивое лицо поплыло у него перед глазами. Он не знал, что сказать. Он даже не понимал, что чувствует в этот момент.
И тогда он поднял на руки дочь, и она посмотрела на него своими огромными карими глазами, и в этих глазах светилась старая, как мир, радость — радость ребенка, который знает, что он любим, и чувствует себя в безопасности.
Новый роман автора культовых книг «Man and Boy» и «Man and Wife»