Сен-Симон
Шрифт:
Старые хроники и генеалогические таблицы дают некоторые материалы для того, чтобы разобраться в этом запутанном вопросе.
Где-то в начале IX, а может быть, и в конце VIII века император Карл Великий выделил своему второму сыну, Пипину, небольшой удел в северо-западной части Франкского государства. Удел этот стал называться графством Вермандуа. Потомство Пипина владело им до середины XI века, когда после смерти графа Герберта IV, восьмого в ряду наследников Пипина, сын Герберта, Эд, был низвергнут и изгнан восставшими баронами. Графство после этого осталось за дочерью Герберта, Аделью, а Эд утвердился в сеньории Сен-Симон, пограничной с Вермандуа. Жан де Сен-Симон, потомок Эда, родившийся около 1144 года, уступил в 1215 году все свои права на графство Вермандуа французскому королю Филиппу II Августу.
Версия эта в целом подтверждается различными данными. Связь Сен-Симонов с графами Вермандуа несомненна, так же как несомненно и существование сеньории Сен-Симон, которая еще в середине прошлого века была центром кантона на Сомме и насчитывала 586 жителей.
Вызывает сомнение только одно, самое начальное ввено цепи: нигде нет достоверных сведений о том, чтобы Карл Великий действительно передавал Пипину графство Вермандуа, — об этом говорит лишь более поздняя традиция. Когда она родилась? Лежит ли в основе ее подлинный факт? Ответить на эти вопросы невозможно. Отсюда предположение некоторых исследователей, будто Сен-Симоны сами придумали и пустили в ход пресловутое событие, дабы приукрасить свою родословную; называют даже конкретное лицо, повинное якобы в этой фальсификации. Однако все это тоже не более чем предположение; если каролингская версия не имеет твердых доказательств, то нет и фактов, которые могли бы ее опровергнуть.
Потомство Жана Сен-Симона стало быстро разрастаться, и через несколько веков отдельные ветви фамилии отошли так далеко одна от другой, что их представители даже затруднялись установить степень своего взаимного родства.
Но в целом до XVII века Сен-Симоны ничем особенно не прославились. Их известность была связана с двумя последними столетиями «старого порядка» во Франции.
Это было знаменательное время. В безвозвратное прошлое отошли рыцарские войны и турниры, мрачные замки баронов померкли перед дворцами богатых предпринимателей и купцов. Феодализм, столетиями оплачивавший горделивую роскошь сеньоров кровавым потом крепостных, давно исчерпал свои глубинные ресурсы. Средневековый цех теснила капиталистическая мануфактура. Новорожденный буржуа экономически бил одряхлевшего феодала. Возглавляя третье сословие — девяносто девять процентов французской нации, буржуазия страстно рвалась к власти, стремясь облечь свою экономическую мощь в соответствующую политическую форму.
Но старый мир не собирался без боя сдавать вековые позиции. Бароны и рыцари, хотя и с болью в сердце, предпочли отказаться от прежних вольностей, чтобы сохранить жизнь и господство. Они пошли на предельную концентрацию власти. Феодальную вольницу сменил абсолютизм. Отныне абсолютный монарх, располагая всей полнотой власти, железной рукою осуществлял волю епископов и помещиков и подавлял их врагов.
Борьба вступала в решающую фазу.
На грани двух эпох, когда в недрах старого общества уже вызревало новое, а просветители активно подтачивали устои феодализма и абсолютизма, многие дворянские семьи, некогда знаменитые своими богатствами и земельными владениями, утратив и первое и второе, окончательно перекочевали ко двору. Перестав быть могущественными феодальными сеньорами, владельцами земель и людей, они сами превратились в людей абсолютного монарха — его придворных, полководцев, дипломатов, и место, отвоеванное ими на ступеньках, ведущих к трону, отныне становилось мерилом их социального и политического удельного веса. Иные из них добивались высоких отличий и кратковременного богатства, большинство же, оставаясь на вторых и третьих ролях, едва сводили концы с концами; но все они в равной мере были горды своим славным прошлым — полудостоверными предками и оскудевшими родовыми землями.
К числу таких сеньоров относились и Сен-Симоны XVII–XVIII веков.
Первый из них, Клод де Сен-Симон, отнюдь не был мыслителем, но зато дал всему роду положение и вес при дворе. Паж и фаворит Людовика XIII, хитрый и ловкий царедворец, снискавший полное доверие и любовь своего монарха, он был осыпан милостями и синекурами. Главный конюший и оруженосец короля, первый дворянин его свиты, губернатор одной из провинций, он стал после десятилетней придворной службы герцогом и пэром Франции.
Это был предел знатности. Как герцог Клод получил высшие сеньориальные права, включая и право высшей юрисдикции над населением вверенных ему областей; как пэр он сделался непременным членом государственного совета. Достигнув столь важных отличий, Сен-Симон решил их обосновать. Он составил особый трактат в защиту… герцогских прав! В большом историческом экскурсе он показал, что родовая знать с незапамятных времен была главной опорой трона и главной регулирующей силой государства. И если сейчас все во Франции пришло в состояние хаоса, то виной тому — забвение этой истины. Следовательно, необходимо восстановить старую иерархию должностей и дисциплину. А сделать это могут лишь самые достойные — герцоги и пэры, носители высшей власти, естественные советники короля.
Трактат Клода Сен-Симона не был литературным шедевром. Но идеи его характерны для старинного родовитого дворянства, менявшего свой облик в эпоху абсолютизма. Идеи эти в дальнейшем будут тревожить многих родственников Клода, в первую очередь его сына.
Герцог Луи де Сен-Симон, сын Клода, был наиболее знаменитым (разумеется, если не считать героя этой книги) представителем фамилии. Его положение при дворе в самый блестящий и самый критический период абсолютизма и его выдающаяся литературная деятельность в качестве летописца и судьи своей эпохи, деятельность, оказавшая большое влияние на высоко ценившего своего предка будущего социолога, требуют особого места и особого разговора. Здесь же будет приведена одна связанная с его именем история, небезынтересная как для представления о Сен-Симонах вообще, так и для уяснения места Анри Сен-Симона в кругу своих многочисленных сородичей.
В автобиографических заметках Анри читаем:
«…Я был ближайшим родственником известного литератора, герцога де Сен-Симона. Его герцогство-пэрия, его ранг испанского гранда и пятьсот тысяч ливров [2] ренты, которые он имел, должны были перейти ко мне. Но он рассорился с моим отцом и лишил его наследства. Таким образом я потерял и титулы и богатство герцога де Сен-Симона…»
В этом маленьком отрывке содержатся, по крайней мере, три неточности.
2
Три ливра середины XVIII века приблизительно соответствуют одному золотому рублю.
Во-первых, Анри Сен-Симон не был ближайшим родственником герцога. Историки обычно называют его внучатным племянником Луи Сен-Симона. Но это слишком приблизительное выражение, ибо философ и мемуарист принадлежали к совершенно различным линиям рода, разделенным, по словам самого герцога, в течение трех столетий одна от другой.
Во-вторых, Анри напрасно жалеет о герцогстве-пэрии и о пятистах тысячах ливров ренты — баснословной для того времени сумме. Он-то хорошо знал, что ему и в самом лучшем случае ничего бы не досталось, ибо герцог к концу жизни разорился и оставил своим наследникам только долги.
Наконец, в-третьих, ссора, о которой здесь идет речь, имела место не с отцом, а с дедом философа, Луи-Франсуа де Сен-Симоном, маркизом де Сандрикуром.
Вот как произошло все дело, если верить «Мемуарам» Луи де Сен-Симона.
Герцог, который всегда дорожил фамильной честью, заинтересовался своим отдаленным родственником, маркизом де Сандрикуром. Молодой маркиз показался герцогу человеком, достойным покровительства, и он стал хлопотать за него при дворе. Используя свою связь с министром Людовика XIV Шамийяром, герцог добился того, что Сандрикур был назначен в привилегированный Беррийский полк и через три года стал командиром бригады. Не ограничиваясь этим, герцог решил подыскать невесту для своего подопечного и вскоре выбрал ему достойную девушку из знатной семьи. Но Сандрикур опрокинул все планы герцога и вопреки его стараниям сам нашел себе подругу жизни. Он женился по любви (дело неслыханное!), причем взял жену из податного сословия, породнившись с неким Гургю, простым чиновником. Этот шаг взбесил честолюбивого герцога, который был возмущен как тем, что маркиз пренебрег его заботой, так и в особенности самим неравным браком, недостойным столь выдающейся фамилии. Герцог порвал все отношения с Сандрикуром.