Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда
Шрифт:
Какой-то величественного вида турок в темно-фиолетовом плаще с золотой отделкой и в белом узорчатом тюрбане остановился у одного из наружных столов. Когда он подбоченился, Готлиб заметил кривую саблю с блестящей рукоятью. Вельможу окружали три человека, все явно у него в подчинении; один из них был негр в тюрбане голубого шелка. Негр положил на облюбованное его хозяином место большую подушку, и тот уселся. Трактирные слуги засуетились. Человек оглядел дуги аркады и остановил свой взор на Готлибе и его спутнике. Кустистые брови придавали светлым глазам турка, то ли серым, то ли голубым,
Трое других тоже посмотрели на европейцев и сели. Вскоре им подали кофе и сласти. Готлиб и Альбрехт продолжили наблюдать издали за «Нежной девой Вашвара», готовившейся к отплытию. Слуга заметил своему хозяину, что утро уже на исходе и что благоразумнее было бы, конечно, провести ночь в Карловице, чтобы без спешки разузнать о дальнейшем пути. Тут внимание Готлиба привлекло кое-что подозрительное: слева, шагах в двадцати от него, каких-то два человека, видимые только ему, прятались за колонной аркады со стороны пустынной в этот момент улицы. Один из них прижимал обеими руками к животу круглый, напоминающий тыкву предмет, а другой пытался поджечь торчавший из «тыквы» фитиль.
Готлиб похолодел. Хоть он никогда раньше и не видел ручных гранат, но сообразил, чем был этот снаряд и кому предназначался: тем самым четырем туркам, сидевшим перед ним. Фитиль загорелся, и заговорщики исчезли, решив, видимо, метнуть гранату со стороны мостовой. Готлиб пронзительно крикнул, бросился вперед, схватил за руки вельможу и сидящего рядом слугу и, несмотря на их ошеломление, если не возмущение, оттащил в укрытие под стены аркады. Альбрехт, тоже смекнувший, что происходит, хоть и долей секунды позже, проделал то же самое с остальными двумя.
Те было сердито заголосили, но быстро поняли по выражению лиц Готлиба и Альбрехта, что им угрожает какая-то опасность.
Они вшестером прижались к колоннам, когда раздался глухой взрыв. Во все стороны полетели обломки столов, скамей, осколки камней и штукатурки. Вдребезги разбился и стеклянный шар, подвешенный под сводом аркады.
Если бы Готлиб с Альбрехтом не затащили турок за колонны, тех наверняка разнесло бы на куски.
Со всех сторон закричали. Светловолосый турок схватил Готлиба за руку и ошалело уставился на него: он только что понял, что молодой человек спас ему жизнь.
Послышались и другие крики — это негр с товарищами бросились в погоню за заговорщиками. Альбрехт побежал вместе с ними. Преследователи сыпали проклятьями на непонятном Готлибу языке. Вскоре беглецы были схвачены и доставлены в кафе.
Турецкий вельможа взялся за рукоять своей сабли, и Готлиб испугался, что станет свидетелем публичной казни.
Но охрана порта была уже предупреждена, и пленниками, которых негр с товарищами успели изрядно помять, завладели таможенники. Собралась толпа зевак, глазеющих на следы взрыва. Среди них оказался и встревоженный капитан из Темешвара: он ведь помнил, что его пассажир направился именно в это кафе. Но, увидев, как графа Готлиба прижимает к своему сердцу какой-то турок, он остановился и удивленно нахмурился. Потом бросил долгий многозначительный взгляд на молодого человека, повернулся и ушел.
Немалая часть населения Карловица собралась вокруг кафе. Такое ужасное столпотворение становилось даже опасным, поскольку если кто-то еще питал недобрые намерения в отношении османского вельможи, то осуществить их теперь было даже легче, чем недавно.
К четырем уцелевшим туркам присоединилось еще полдюжины; они явно принадлежали к свите самого важного из них, белокурого, которого все называли пашой.
— Идемте, — сказал белокурый турок Готлибу, сопроводив свое приглашение движением головы. — Вы говорите по-французски?
Пораженный Готлиб кивнул.
— Я никогда не смогу в полной мере отблагодарить вас! — воскликнул турок с горячностью.
— Куда вы направляетесь?
— На мой каик, — ответил турок, показав на пришвартованное у причала судно, выделявшееся среди прочих изукрашенной носовой частью с двумя надписями, на турецком и французском: «Ангельский бриз».
Тут к ним подошел офицер в сопровождении четырех человек в мундирах. Сняв шляпу и церемонно поклонившись, он объявил турку по-немецки:
— Паша, мы задержали тех, кто покушался на вас.
— Вы хотите сказать, что мои люди передали их вам? — высокомерно уточнил турок на каркающем немецком.
— Так точно, — согласился офицер невозмутимо. — Похоже, это босняки. Мы допросим их. Надо выяснить, каковы были их намерения.
— Наверняка самые благожелательные. Если бы не вмешательство этого дворянина, вы обращались бы сейчас вон к той яме, — язвительно сказал турок, показав на воронку от взрыва. — Вздерните их побыстрей и повыше, когда убедитесь в этом. А я пока ухожу. И прошу вас получше следить за общественным порядком в Карловице.
Свита проложила дорогу в толпе, и они спустились к набережной.
— Я — Ахмет Байрак-паша, правитель Ниша, — представился турок.
— А я — граф Готлиб фон Ренненкампф, ливонец, к вашим услугам.
Байрак-паша вступил на сходни, ведущие к его судну, Готлиб и Альбрехт последовали за ним. Палуба была устлана ковром, по которому паша повел своего гостя в кормовую надстройку с роскошным убранством — диванами, мехами, низенькими столиками, жаровнями. В вазе, подвешенной к потолку, раскачивались розы. Паша отдал несколько коротких приказов, и вскоре негр принес хрустальный сосуд рубинового цвета, украшенный позолотой, и два стаканчика. Готлиб попробовал налитое ему питье; оно оказалось крепким и душистым. Паша выпил свою стопку одним духом и уточнил, что это апельсиновая водка.
— Считайте это лекарством, — сказал он.
— Где вы научились так хорошо говорить по-французски, паша?
— Мой отец был послом при дворе регента, в Париже. Он и сам увлекся этим языком, и нам с младшим братом нанял учителя. Что вы делаете в Карловице?
— Собираюсь отправиться в Стамбул, паша.
— В Стамбул? — переспросил тот с удивлением. — Зачем?
— Я занят поисками мудрости, паша, — ответил Готлиб с улыбкой. — Меня уверили, что Восток обладает гораздо более глубоким знанием, нежели Запад. Предполагаю добраться до Индии и даже дальше, насколько возможно.