Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого
Шрифт:
— Вам нет никакой необходимости отправляться ночевать в гостиницу. Дворец Голицыных сейчас пуст, поскольку княжна Мария в Санкт-Петербурге. Баронесса предупредила ее о вашем приезде, и Мария уже распорядилась, чтобы вы были там размещены со всеми подобающими удобствами.
Себастьян склонил голову в знак признательности.
— Чтобы мы смогли продолжить наш разговор, — вмешался князь Барятинский, — коль скоро вы будете проживать во дворце Голицыных, окажите мне честь отужинать со мной. Я пришлю за вами карету и распоряжусь, чтобы она оставалась в вашем распоряжении вплоть до вашего отъезда в Петербург.
— Благодарю
— Почту за честь, граф.
В тот вечер, 7 июня 1762 года, в библиотеке дворца Барятинского их было шестеро. Четверо, включая шевалье де Барбере, едва могли прийти в себя от изумления, увидев графа де Сен-Жермена и его сына, князя Полиболоса. За исключением нескольких незначительных отличий, едва различимых при свете свечей, сын был копией отца. Вплоть до тембра голоса и манеры держать себя. Они походили друг на друга как две капли воды.
Каждый из присутствующих задавал себе вопрос, зачем Себастьян пригласил сына в Москву. Их исключительное сходство могло быть использовано во многих обстоятельствах, но никто не решался спросить, что обо всем этом думал сам Сен-Жермен.
За ужином разговор зашел об угрозах, которые царь высказывал в адрес датского короля Фридриха V. Вне всякого сомнения, поскольку Петр являлся по рождению герцогом Гольштейн-Готторпским, недавно приобретенная власть вызывала в царе желание отомстить тому, кто отнял у него Шлезвиг. А поскольку русская армия была гораздо сильнее, чем датская, и, более того, Петр был союзником короля Пруссии, он с трудом сдерживал нетерпение: царь жаждал как можно быстрее свести счеты.
— Он пьет еще больше, чем прежде. Из-за этого его агрессивность представляется весьма опасной, — заметил Барятинский. — Не стоит сомневаться, его нападение на Данию — вопрос нескольких дней или недель, он твердо намерен отобрать Шлезвиг. Можно не сомневаться, что прусский король с удовольствием его поддержит.
После этого заявления за столом повисла напряженная тишина. Из окна было видно, как маленькие красноватые облачка едва касались колоколен Архангельской и Благовещенской церквей.
— Кого здесь можно назвать его союзниками? — поинтересовался Себастьян.
— Петр назначил кучу бездарных советников, весьма довольных, что могут сделать карьеру, выражая свою преданность пруссакам, — с усмешкой ответил Барятинский. — Но хуже всех его канцлер Михаил Воронцов.
— Воронцов? Но разве не он был канцлером при императрице Елизавете?
— Вот именно, и не кто иной, как он, ведет сейчас политику, диаметрально противоположную той, которой придерживался многие годы. Никто не знает, что и думать. Этот скандал лишь усилил враждебность дворянства и администрации к режиму. Что же касается армии, Григорий рассказал вам о ее реакции на происходящую сейчас «пруссификацию». Армия не желает, чтобы прусский король занял в русской истории место Петра Великого.
Себастьян задумался над услышанным. Александр, так же как и Барбере, не говорил по-русски; Сен-Жермен перевел сыну то, что было только что сказано.
— Нам известна позиция Франции и Австрии, — заметил Себастьян. — А что можно сказать про англичан?
— Они в замешательстве, — ответил Барятинский. — Поначалу они радовались разрушению альянса [13] и рассчитывали привлечь нового царя на свою сторону. Они намеревались предложить ему субсидии, как прежде…
13
Согласно Версальскому договору (1756), подписанному в правление Елизаветы, Россия в союзничестве с Францией и Австрией выступала против Пруссии и Англии. (Прим. автора.)
— Субсидии?
— Ни для кого не секрет, что императорская казна пуста, — мрачно заметил Григорий. — Великий князь и его супруга тратили так, будто никакого завтра не будет. Она сама брала деньги у англичан. [14] Это называлось займами.
Это сообщение обрушилось на Себастьяна, как ушат холодной воды. Выходит, англичане просто-напросто купили чету великих князей? Это наводило на размышления. Скорее всего, дворец Орловых был выстроен на деньги, выплаченные англичанами Екатерине и которые она затем передавала своему любовнику. Царь и царица вели себя как последние щеголи и вертопрахи.
14
В действительности до Версальского договора Екатерина получала займы через посредничество своего любовника, английского посла Хенбери Уильямса. Чтобы Екатерине можно было сохранить хорошую мину, британская казна распространяла свои щедроты и на великого князя Петра. (Прим. автора.)
В данный момент моральные рассуждения были весьма неуместны, хотя именно сейчас нравственность, как никогда, мешалась с политикой.
— Стало быть, императорская гвардия вскоре в полном составе окажется в Санкт-Петербурге?
— Да.
— На каком расстоянии казармы находятся от Зимнего дворца?
— Не так далеко.
— Все полки преданы императрице?
Григорий Орлов не мог скрыть замешательства, он помедлил с ответом.
— Они преданы России, которую представляет императрица…
— Но не самой императрице?
— Никто в гвардии… То есть почти никто не верит, что придется вмешаться, чтобы защитить лично императрицу…
Встревоженный Себастьян попытался представить себе контрзаговор, о котором знал бы лишь ограниченный круг людей.
— Но сколько человек были бы готовы немедленно выступить, причем на ее стороне?
Трое русских обменялись взглядами.
— Человек сорок, — произнес наконец Барятинский.
— Всего лишь четыре десятка людей, готовых действовать?
Русские покачали головами.
— Сорок против всей машины царской власти, вместе с канцлером и генералами? — настаивал Себастьян, все еще не веря.
— Такова реальность, граф. Было бы слишком неблагоразумно лгать вам.
Все были подавлены. После молчания, еще более длительного, чем прежде, Себастьян заявил:
— Все в руках императрицы.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ей придется предстать перед всей гвардией и объявить себя спасительницей, защищающей Россию от иноземца. Как это сделала когда-то императрица Елизавета.